‒ Советую всё-таки прилечь. Ливень вроде как хотел закончиться, но передумал. ‒ Теперь вот гроза обещает начаться.
И небо действительно как по команде разрезала молния, напоминающая трезубец.
Я помотала головой. Ложиться на его диван мне казалось верхом неприличия:
‒ Я на стуле посижу – ничего страшного. Полежу дома, лишь бы погода поскорее направилась.
Не сказав ни слова, он ушёл на кухню, а вернулся с табуретом и пластиковой бутылкой воды.
‒ Не хочешь ложиться, тогда хоть ноги вытяни. Лёд потихоньку начнёт снимать боль.
На это предложение я решила согласиться и, закинув повреждённую конечность на выделенную «подставку», опять залюбовалась его музыкальными пальцами, прикладывающими бутылку к моей голени.
Боль и правда вскоре начала стихать, но лежать в таком положении было стыдно. Так стыдно, что я старательно прятала глаза в пол, делая вид, что считаю ромбики в узоре на ковре. Хозяин квартиры внимания на меня обращал мало,. Вспомнив про ссадины, обработал их раствором перекиси водорода, а потом и вовсе ушёл на кухню готовить чай.
«Похоже, действительно врач, ‒ решила я и ещё раз поглядела на девушку в свадебном платье с фотографии, которая будто магнитом притягивала мой взгляд к себе. ‒ И, похоже, действительно не тронет».
‒ Эй, горе луковое, ты какой чай любишь? Зелёный или чёрный?
‒ Чёрный, ‒ отозвалась я. ‒ Можно без сахара. Только я Света.
‒ Света, значит. ‒ Неожиданно он засмеялся. Засмеялся так громко и выразительно, что я даже растерялась. Выходит, он не только хмуриться умеет? ‒ Светикова?
‒ Нет, Никитина.
‒ Хорошая фамилия.
‒ Да, хорошая, ‒ согласилась я и тут же вспомнила, что Никитиной я стала только восемь лет назад, когда мой биологический, умирающий от рака отец соизволил-таки меня узаконить, дав свои фамилию и отчество.
«Хоть напоследок сделаю что-нибудь доброе, ‒ сказал он тогда бабушке, ‒ будет пенсию получать по потере кормильца. Льготы при поступлении в институт тоже никто не отменял. Может, это мне там зачтётся»
Не знаю, зачлось это ему там или нет, но пенсия его действительно помогала здорово, а в университет я сама поступила. Учёба мне всегда давалась легко. Математика и литература были самыми любимыми предметами. Думала даже на филфак поступать, но мама отправила на механико-математический. Сказала, что там больше возможностей, особенно для той, кто теперь не Стацкая, а Никитина.
‒ Ладно, Света, давай-ка ты выпьешь чаю с лимоном. А то не хватало к ушибу ещё простуду подхватить.
Через пять минут я уже отхлёбывала из щербатой чашки чай, а ещё через десять старательно расчёсывала полусухие, но порядком спутанные волосы. К счастью или к сожалению, они у меня были ничуть не короче, чем у девушки с фотографии.
Дождь стих только через полтора часа. Всё это время хозяин квартиры сидел на кухне, видимо, не желая меня смущать либо попросту видеть, что, в общем-то, тоже было понятно.
В травмпункт мы приехали в восемь вечера. Рентген мне делала тучная женщина лет пятидесяти с жёлтыми кудряшками, судя по разговору его хорошая знакомая. К ней меня пропустили без очереди и также без очереди выдали снимок. «Перелома нет, вывиха тоже, ‒ озвучил он вердикт ровным голосом, внимательно изучая мои малую и большую берцовые кости. ‒ В качестве лечения назначу тебе холод и покой. Если будет сильно болеть, примешь анальгин или найз. Но не переусердствуй. Можешь терпеть – терпи. И никаких мазей, поняла?»
Я кивнула. Он сунул мне визитку на случай, если понадобится помощь, и вызвал такси. Я сама попросила его об этом, потому что не хотела, чтобы он знал, где находится мой дом. Отчего-то мне было стыдно рассказывать про общежитие и комнату на четырёх человек, а потому, забравшись на заднее сидение такси, я зажмурилась, чтобы не видеть, как он идёт к своему серебристому «Volkswagen Polo».
Визиткой я так и не воспользовалась и выбросила её, как только оказалась у «родной» вахты.
В тот момент у меня и мысли не возникло, что ровно через три месяца судьба столкнёт нас вновь, но уже в другом месте и совершенно при других обстоятельствах…
Глава 2
Осень две тысячи двадцать девятого года началась рано. Сентябрь выдался холодным и дождливым. Люди, перепрыгивая через лужи и грязь, нервно кутались в шерстяные шарфы и с ожесточением смотрели на всё ещё зелёные деревья, которые, казалось, и не думали переодеваться в багряные и золотые одежды. Лишь в начале октября природа всё-таки взяла своё, и деревьям пришлось сдаться. Словно по взмаху волшебной палочки, все осины, берёзы и тополя в округе в течение нескольких дней окрасились в яркие цвета и начали сбрасывать листья. Пятого октября листопад не заканчивался до самого вечера, и я была вынуждена постоянно отряхивать пальто, боясь, что самый красивый из признаков осени окажется под моим воротником или в карманах.