- Ну что, доктор, с Гретой поладил? – с издёвкой спросил он.
- Как видишь – жив, – Светлов убрал наполнившееся ведро и обмыл липкие от мяса руки.
- ...Животина, она ведь интуитивно человека чувствует, – рассуждал Леший, – Хороший он или плохой...
- В плане гастрономических предпочтений? – усмехнулся Сергей, прислушиваясь к каким-то звукам, доносящимся со стороны флигеля. Как будто голоса... или еще что-то, нарушившее привычную тишину.
Иван ничего не ответил, и отлив воду из переполненных до краёв вёдер, прихрамывая двинулся к дому.
На подключенной к газовому баллону плите шипели капли конденсата, скатывающиеся в огонь со стенок эмалированного ведра. Сергей доедал любезно предложенный обед, когда из коридора послышался визгливый гомон Рамиля, с кем-то спорившего на ломаном русском, и тяжелые шаги по деревянной лестнице, гулко отдающиеся за дверью. Поступь не одной пары ног...
Предчувствуя что-то нехорошее, он подорвался из-за стола... И тут, сверху донёсся женский крик. Испуганный, переполненный паническим ужасом...
Леший с дробовиком в руках шагнул навстречу, преградив путь.
- Сядь! С места дёрнешься – покалечу! Можешь не сомневаться – не промахнусь!
- Сукин ты сын! – прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся сверху, прорычал Светлов, -Ты ведь всё это устроил, чтоб меня увести?!
- Сядь! – угрюмо повторил Иван, – Ей они ничего не сделают, а тебя, коль рыпнешься, сразу спровадят к праотцам! – не убирая пальцев с курка, он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Крики смолкли. Какое-то время сверху слышались лишь грубые голоса. Приглушённые – слов не разобрать. Только по интонации понятно – чего-то настойчиво требующие.
Скрипнув, захлопнулась сквозняком дверь. И снова тишина. Напряжённая, леденящая душу, бесконечная…
Безмолвный поединок двух буравящих друг друга ледяных взглядов, длился до тех пор, пока спускающиеся по лестнице шаги вновь не нарушили гнетущую тишину, постепенно растворившись за громко хлопнувшей входной дверью флигеля.
- Если с ней что-нибудь случилось, тебя, ублюдок, я первого голыми руками порешу!.. – сквозь зубы процедил Светлов, – Поэтому, советую сразу не промахнуться! – игнорируя направленный на него обрез, шагнул к двери и, задев плечом посторонившегося Ивана, вышел из кухни.
Забившись в угол, словно загнанный зверёк, переполненными ужасом глазами Ира смотрела на открывающуюся дверь. Сергей в три шага пересёк комнату и, присев рядом, обхватил ладонями её лицо.
- Что им было нужно?..
Ответа не последовало. Дрожащая, напуганная, она смотрела сквозь него – не видя... и только судорожно натягивала на поджатые к груди колени не по размеру длинную тельняшку.
Подняв на руки, он прижался губами к её виску.
- Прости... я не должен был оставлять тебя одну... прости... – Сергей бережно уложил девушку на кровать, с тревогой наблюдая за устремлённым в пустоту безжизненным взглядом.
За весь вечер Ира так и не проронила ни слова. Молча отказалась от еды, молча позволила осмотреть рану, а потом тихо уснула.
Эта встряска не прошла для неё даром: к ночи температура подскочила до сорока, и впереди были несколько часов изматывающей борьбы с лихорадкой. Приходилось силой удерживать мечущуюся по койке девушку, не давая ей сорвать трубку капельницы. В бессвязном бреду Ира то кого-то звала, прося о помощи, то плакала, умоляя оставить её в покое... Временами успокаивалась, впав в забытье, после чего всё повторялось по кругу. А потом вдруг откинулась на подушку и затихла... Рваное дыхание выровнялось, стало едва уловимым, и на заострившемся, словно у восковой фигуры лице заиграла улыбка. Пугающе красивая... и какая- то потусторонняя...
Ртутная нить термометра стояла на зловещей критической отметке.
При виде этой улыбки он впервые в жизни испытал суеверный ужас.
- ...Не смей, девочка моя... не смей уходить!.. Открой глаза!..
И хоть умом понимал – это типичная функциональная гипертермия – психосоматика, спровоцированная сильным стрессом, было до одури жутко.
Только под утро, когда удалось наконец сбить жар, он позволил себе немного вздремнуть. Впервые за двое с лишним суток.
====== Глава 50. Совершенно другой ======
Насчёт “неограниченной свободы” Астахов слово своё сдержал, только вот довольствоваться “привилегиями” приходилось исключительно в пределах флигеля. Впрочем, на большее он и не рассчитывал, да и надобности особой сейчас в этом не было. На данный момент, единственная задача – девочку эту вытащить... и защитить, чего бы это не стоило... Что будет потом – время покажет... Только вот есть ли оно, время это?..
Шли пятые сутки его здесь пребывания.
Контингент, с которым приходилось вынужденно сосуществовать, не изменился.
Семён, головой отвечающий за заложницу, или, как было принято говорить в этом тесном кругу – “гостью”, наведывался по несколько раз на день. Ни то чтоб заботливостью отличался, скорее опасался за шкуру свою, которую, случись что, “хозяин” живьём сдерёт. Сергею не составило большого труда добиться от него для своей подопечной чистого постельного белья и сменной одежды. Лекарства и перевязочный материал тоже доставлялись без проволочек.
Рамиль, приструнивший свою кавказскую гиперобщительность, даже если и попадался в поле зрения – ни во что не вмешивался, предоставив Семёну решать все насущные вопросы. И спиной не поворачивался никогда: видимо, в своё время приклад доходчиво объяснил степень риска.
Но самым энигматичным из всей этой компании был Леший. Про таких говорят “себе на уме”. Спокойная уверенность, проявляющаяся во всём, отличала его и от вспыльчивого Рамиля и от Сёмы тупоголового. Даже среди них он, казалось, не был “своим”. Его сдержанность, которая на первый взгляд воспринималась, как безразличие, порой казалось, таит в себе скрытую угрозу. Взгляд серый, холодный, как сталь и какой-то пронизывающий... С таким лишний раз сталкиваться не хочется... Но именно с ним-то и приходилось контактировать чаще остальных.
Ира его боялась. Это со стороны было заметно. То ли внешность дремучая её пугала, то ли грубый хриплый голос... Стоило ему появится на пороге, она съёживалась вся, словно предпочитая вовсе исчезнуть из поля зрения. Иван, видимо, это понимал и лишний раз своим присутствием старался не докучать, за что Сергей в глубине души был ему очень благодарен: эмоциональные перегрузки ей сейчас были ни к чему. Она вообще с того злополучного дня в себе замкнулась. На любой вопрос отвечала односложно: “да”, “нет”, “не знаю”. Сама ни о чём не спрашивала и, наверняка, предпочитала, чтобы ни о чём не спрашивали её.
За прошедшие двое суток никто из посторонних их не беспокоил. Складывалось впечатление, что кроме обитателей флигеля на этой оцепленной лесом территории нет ни души.
Последние летние деньки ещё радовали теплом. Но ночи уже были прохладными, как и рассветы, окутанные густым туманом от близких лесных болот.
Тикавшие над дверью часы показывали без четверти семь. Ира, просидевшая полдня на подоконнике, ставшим для неё единственным связующим звеном с внешним миром, вняв, наконец-то, его требованиям, легла в постель и очень быстро уснула. Эта её апатия изрядно беспокоила: копить в себе такой негатив, не давая ему выхода, хотя бы теми же банальными слезами, могло быть чревато очень нехорошими последствиями, вплоть до нервного срыва.
По неровным шагам, доносящимся с лестницы, понять, кто поднимается наверх, не составило труда. Скрипнув, приоткрылась незапертая дверь.
- Спит? – взглянув на свернувшуюся клубочком девушку, Леший окликнул Сергея, – Выйдем, поговорить нужно.
- Нет, – покачал головой Светлов, – Говори здесь, – наученный горьким опытом, он как можно реже оставлял девушку одну.
Хромая, Иван вошёл в комнату, прикрыл за собой дверь.
- Как её самочувствие?
- Могло бы быть значительно лучше, – зло бросил Сергей, – К чему вопрос-то?
Скрестив руки на груди, Леший повернулся к нему лицом.
- Уходить тебе надо… Сегодня, – хрипло сказал он, – Сёму с Рамилем я возьму на себя – проблем они не создадут... – кивком Леший подозвал его к окну, – Видишь старый сруб за лещиной виднеется? Справа от него тропинка вниз, к ручью ведёт. Пройдёшь по течению до запруды – с километр отсюда, там, часа через два, как стемнеет, я буду тебя ждать...