Он выполз наружу. В панике он подумал было извиниться, умолять о прощении, рассказывая о том, какие ужасные неприятности ждут его, если она обо всем расскажет. Но, прежде чем эти слова сорвались с его губ, он неожиданно понял: она, несомненно, была напугана, но он заинтересовал ее.
Его следующим порывом было воспользоваться этим и запугать, пообещав, если она выдаст его, сказать, что она сама пригласила его в комнату. Прекрасно зная нравы этого дома, то, как ее мать возмущается легкомысленным поведением девушки, он мог быть уверен, что она промолчит.
Но затем, чувствуя, как Данита буквально испепеляет его своим взглядом, и вспомнив, как она всегда трогает себя в ванне, Грег почувствовал, что есть еще один возможный выход из этой ситуации.
У него возникло лишь смутное предчувствие, но этого было достаточно.
Вместо того, чтобы кланяться и унижаться, он выпрямился во весь рост. Он одарил девушку одной из тех улыбок, которые заставляли взрослых людей осыпать его сладостями. Он сказал ей, что хочет извиниться за то, что прятался, но он не мог удержаться, потому что она ему очень нравится.
Этим вечером он остался у нее на час.
Данита стала помогать ему прятаться в ее комнате. Она любила целоваться и с удовольствием сидела бы полночи, занимаясь только этим. Но возбуждение от пребывания при помощи Даниты в ее комнате скоро приелось, и Грегу захотелось новых развлечений. Экспериментируя и пытаясь дотронуться до нее так, как это делала она сама, он вскоре обнаружил, что она перестала сопротивляться, и это ей тоже понравилось.
Он подталкивал ее все дальше по этому пути.
Но каждый раз преодоление нового барьера приносило лишь разочарование.
Он был слишком юн и неопытен, чтобы понять принцип наслаждения этой охотой — и даже если бы понял, не осознал бы того, что уже тогда, в возрасте двенадцати лет, основной чертой его характера было принуждение.
Он знал только, что поцелуи, объятия и все остальное больше не радовали его. Единственной радостью было заставлять Даниту делать то, что она не хотела.
В конце концов он начал получать удовольствие, лишь отказываясь делать то, что хотела она.
* * *Майк Делано вышел из автобуса на Коммонуэлс. Дул ветер, и он засунул руку под парку и натянул капюшон свитера на голову.
Иногда он приходил в таком виде на работу, и его встречали улюлюканием. В лучшем случае, он смахивал на бродягу. В худшем — можно было считать, что ему повезло, что его до сих пор не пристрелили; он был не очень высокого роста, а натянутый на голову капюшон считался своего рода униформой малолетних преступников.
Его квартира находилась в Ньюбери; дорога до нее от остановки была приятной прогулкой в хорошую погоду, но в плохую превращалась в ледяную ванну. Сегодняшнюю погоду однозначно нельзя было назвать даже приличной, хотя по календарю зима еще не началась.
Каждый год когда в Бостоне устанавливался мороз, многие парни на его работе начинали вслух интересоваться тем, что они, черт побери, здесь делают вместо того, чтобы совершать круиз на «Краун Вик» вдоль Западного побережья или где-нибудь еще.
Но Майк никогда не задавал себе подобные вопросы, ни вслух, ни про себя.
Он был дважды во Флориде, по разу в Аризоне и Калифорнии. Все это солнце высушивает тебе мозги. Большее число преступлений, более тяжелых, сумасшедших и порочных… и глупость! Казалось, само солнце выращивает их, так же как и странные высохшие колючие палки, которые там называют растениями. Удивительное количество кретинов.
Спасибо, он лучше останется здесь.
Его ненависть к северо-восточным подонкам, как и к холодной погоде, была рефлекторной. Они были ему знакомы. Худшие из них могли в некоторой степени конкурировать с типами с Юга, но большинство соответствовали определенному образцу.
Эта задница, этот слизняк, который теперь преследует Марчетт, не соответствует бостонскому типу. Ей даже не нужно было говорить, что этот парень Оттуда.
Может быть, он все-таки вернется к себе и оставит леди в покое.
Может быть.
Порыв ветра чуть не сорвал капюшон с головы Майка, и он поспешил уйти с широкого проспекта, свернув за угол и направившись в сторону Ньюбери. Чуть подальше, в середине квартала ветер трепал тент над входом в бар Нэнси Джин. Подойдя к нему, он секунду подумал и вошел внутрь.
Внутри было очень тепло, как в школьном классе, и это было одной из причин, по которой он столько времени проводил в этом месте; несомненно, такой причиной не могло быть пиво, которое здесь подавали и которое он, будучи хорошим парнем, заказывал и никогда не допивал. Или чили Нэнси Джин, которое она, похоже, готовила из старых ремешков от часов.