Он начал добавлять небольшие количества трав к тем предметам в доме, которые люди ели, пили и надевали на себя. Он был хорошо осведомлен о том, какие растения отбирать, так как живущие за пределами поместья пользовались ими вместо лекарств и хорошо знали их свойства, и он совершенствовал свои знания, наблюдая за результатами своих действий.
А результаты были разнообразны. Он научился угадывать, что съел или выпил тот или иной член семьи по его поведению, состоянию кожи, запаху мочи. Корень лакричника, измельченный, высушенный и добавленный к чаю, вызывал повышенную возбудимость и прилив крови к лицу. Ирис заставлял вас все время бегать в ванную. Любимым растением Грега был белый перец, маленькие симпатичные цветки которого, если смешать их с едой, вызывали появление на губах красных шишек.
Однако с годами границы поместья стали для него тесны, и он начал думать о том, чтобы покинуть свою семью. Неожиданная и скорая смерть от долинной лихорадки обоих родителей только упростила выполнение задуманного. У него оставались только сестры, к которым, так же как и к родителям, он не испытывал никаких чувств. Казалось, они существовали в разных плоскостях, он и все эти люди, которые принимали свою жизнь такой, какая она есть, и ничего не хотели менять.
Он отправился в Сан-Диего, оставив в прошлом свои фармацевтические игры и многочисленных жертв, и начал процесс познания того, как легко и привлекательно было заставлять людей изменяться при помощи лишь своих собственных качеств: привлекательности, ума и изобретательности.
* * *После тренировки Линн первой пришла на работу и поднялась на двенадцатый этаж. Почту уже принесли, и она лежала, сваленная в кучу, около стеклянной двери приемной. Расстроенная болезнью Бубу и раздраженная покровительством невестки, Линн решила ее не трогать, но потом передумала.
Доставая ключи, Линн просмотрела конверты и заметила среди них несколько одинаковых, размером больше обычных, с отпечатанными адресами. Ключом она вскрыла конверт, присланный на ее имя, и достала то, что лежало внутри — фотографию.
Линн было достаточно одного взгляда на обнаженную женщину, лежащую в порнографической позе с широко раздвинутыми ногами, чтобы направиться к стоящему в приемной столу, где была корзинка для мусора. Сердце ее колотилось в то время, как она решительно смяла фотографию в кулаке, а другой рукой потянулась к мусорной корзине, стоящей под столом.
Но вдруг она замерла, так и стоя с протянутой рукой, с ужасом осознавая то, что она увидела на фотографии.
Подушка с узором из голубых колокольчиков под голыми ягодицами была ее собственной подушкой.
Она расправила фотографию и внимательно посмотрела на нее — так и было на самом деле. Это была подушка с ее кровати. Это была ее постель. А женщина, мой Бог, была она сама.
В ту ночь Грег был особенно нежен, снова и снова возбуждая ее; было так приятно ощущать тепло его рук в контрасте с прохладным бризом, проникавшим в спальню через открытое окно. Он подложил одну подушку ей под голову и плечи, а другую под бедра, шепча о том, как сладка и нежна там ее кожа. Линн помнила, как музыка Элтона Джона и фортепьянные аккорды вносили новые ноты в ритм движения их тел.
И та близость, которая так быстро возникла между ними, была более глубокой, чем она когда-либо испытывала. Она помнила то удивительное чувство покоя и комфорта, которое она ощущала рядом с этим муж чиной, считавшим морщины знаками достоинства…
Именно из-за этой умиротворенности ей даже не пришло в голову переменить позу, когда Грег поднялся, чтобы взять новый презерватив, хотя в спальне был всего лишь полумрак…
Наверное, тогда он это и сделал. Достал не только презерватив — она могла точно вспомнить не только всю картину в целом, но даже щелчок резины — но и камеру для ночных съемок. Навел, сфокусировал и снял ее тело в самом унизительном ракурсе из всех возможных.
Фотографию можно было найти в любом уголке вещательной станции. Охранник, которого звали Джейм Кортес, занялся тем, что собрал и уничтожил все снимки, которые смог найти, хотя, по словам Кары, в двух случаях ему пришлось потребовать их у техников, которые хотели сохранить их.
— Я виновата перед тобой, — обратилась Кара к Линн, которая сидела, решительно выпрямившись, за своим столом за двадцать пять минут до начала эфира и ждала, что ее головная боль уменьшится под действием тиленола. Она должна заставить себя спуститься в студию, она должна провести прекрасное шоу, она должна отгородить себя железной стеной от безмерного унижения и надругательства. — Мне очень жаль, что с тобой такое случилось и что всю неделю я вела себя как выродок.