Сама мысль о том, что запись пробного показа может быть сорвана, внушала невообразимый ужас.
Как бы ему хотелось, чтобы полиция могла сделать еще хоть что-нибудь, он или кто-то другой смог — что-нибудь, кроме бесконечного бдения перед монитором и найма на работу нескольких хорошо обученных охранников в форме.
Не имеет значения, какие пугающие звуки он издает. Он идет по песку, и волны разбиваются у его ног, вымывая из-под него опору, на которой он стоит.
И он висит высоко в небе в то время, как его семья скучает по нему на земле, и подобным образом они, возможно, проведут большую часть Сочельника…
Динь, включилась система оповещения.
Или еще худшим…
— Друзья, мы надеялись доставить вас всех домой в Бостон. Но, увы, служба авиационного контроля только что сообщила нам, что в связи с погодными условиями, неблагоприятными для посадки, наш рейс направляют в Нью-Йорк…
* * *— Ничего интересующего вас нет. Извините.
Майк склонился над своим столом. Кто-то развесил на лампах и других предметах леденцы на ленточках, и повсюду чувствовался запах сахара.
Он прижал трубку к другому уху.
— А как начет того, чтобы попробовать ваш компьютер М.О.?
— Как только у меня будет время заполнить форму, — сказала детектив в Лос-Анджелесе. Ее звали Абигайль Стерн, и говорила она так, что было ясно, что в конце рабочего дня в Сочельник у нее есть множество более приятных дел, чем помогать полицейскому из Бостона отыскать в Лос-Анджелесе какого-то маньяка, который упорно не хотел всплывать ни в ее голове, ни из папок с уголовными делами.
— Вы уже звонили сюда раньше, верно?
— Один или два раза.
На самом деле он звонил несколько раз — после каждого нового эпизода преследования, а иногда просто для того, чтобы поговорить со свежим человеком. Подсознательно он надеялся на то, что случится чудо и один из ветеранов подскочит и скажет: «Да вы же описываете того психа с колготками! Подождите, я сейчас найду его дело!»
Он попытался прощупать в достаточной степени ограниченные источники информации детектива Стерн с помощью еще нескольких вопросов, но это не дало никаких результатов. Он повесил трубку, откинулся на спинку стула и приказал себе идти домой.
Его рабочий день закончился два часа назад. Полицейские, которые хотели по дороге домой отметить вместе Сочельник, приглашали его с собой, но он отказался, так как ранний вечер был самым подходящим временем для звонка в Калифорнию.
Он сидел за этим столом слишком долго. Ему начало казаться, что его зацементировали в этот проклятый стул.
В двадцатый раз он пожалел о том, что не может дать серьезного обоснования необходимости выделения времени и денег на поездку в Лос-Анджелес. Столько же можно потратить и на телефонные разговоры, даже если ты общаешься с более дружелюбно настроенными и покладистыми людьми, чем детектив Стерн, а такие ему несколько раз попадались.
Если бы он мог присутствовать там лично, то своими силами получил данные, которые не добыл сейчас. Он смог бы задавать вопросы получше и максимально использовать свое лучшее качество — смотреть, слушать, впитывать в себя все мельчайшие детали и создавать из них целостную картину.
Но для получения разрешения на такую поездку было необходимо, чтобы в этой истории более явно прослеживался криминальный момент.
И в тысячный раз он радовался тому, что такой момент еще не возник.
С этой мыслью он наконец поднялся со своего стула. Он взял куртку. Подойдя к двери, он увидел мокрый пол, а затем снег. Ругаясь про себя, он натянул на голову капюшон. Холодная мокрая каша, летящая в лицо, мало соответствовала его представлению о приятном Сочельнике. Хорошо еще, что снег был не очень сильным. Было не похоже, что он затянется надолго.
Он направился в сторону автобусной остановки.
Он думал о том, что сегодня вечером делает Линн.
Была ли она одна и убирала свою чудесную квартиру? Отправилась ли за подарками к Рождеству? Сам он купил все необходимое еще в конце ноября. В платяном шкафу у него лежала стопка аккуратно завернутых коробок с подарками для родителей, братьев, невесток и племянников с племянницами. Его всегда удивляли люди, делающие все в последнюю минуту.
В действительности он не мог себе представить, как она ходит по магазинам, направляется в гости или старательно подвешивает чулки к камину.
Он подумал, что вполне вероятно, что она сидит совершенно одна, чувствуя себя изгоем.