В какой-то момент я перестал себе твердить эти два слова. Во мне появилась некая убежденность в их верности. Я начал считать, что действительно на многое способен. Речь, конечно же, не о физической силе, которой я не был обделен, в первую очередь – о силе духа, воли.
Когда мне было шестнадцать лет, Отец привел меня в тренажерный зал, в котором было раздолье для испытаний этой самой силы. На каждом повторении я не хотел сдаваться, чтоб доказать себе, что я сильный. Это же были не просто слова!
И такая основа для тренировок приносила свои плоды. Я достиг неплохих результатов в погоне за самыми сложными повторениями, когда действительно можно было испытать себя. Я уходил победителем, что нельзя было сказать о личной жизни.
Истории аналогичные опыту первой любви возникали в моей жизни с регулярной периодичностью. Я был отвергнут. Всегда. Раз за разом. Что бы я не делал и как бы не изощрялся. Но я не был в упадке, в моей жизни было место, в котором я мог быть победителем. Искусственно созданный баланс из побед и поражений. Путь одинокого воина, странствующего по миру в поисках силы.
Пока я только начинал идти по этому пути, у сверстников были же другие интересы. Некоторым не составило труда найти себе пару и проводить время друг с другом, познавая свои тела. Некоторые познакомились с алкоголем и никотином. А некоторых хлебом не корми – дай подебоширить, не допуская мыслей о последствиях. И под покрывалом перечисленного, они находили общие интересы и двигались в разных направлениях. Как итог – друзей среди них я не нашел. Я пытался идти на контакт. Не получилось. Поэтому слова про «одинокого воина» – это не только про любовь. Я был один.
Когда сталкиваешься с подобным одиночеством на протяжении продолжительного периода времени, невольно начинаешь отворачиваться от людей. Ты не злишься на них, не испытываешь ненависти, тебе просто нет до них дела.
В таком состоянии духа я подошел к важной отметке своей жизни. Мне было девятнадцать лет, когда это произошло.
Сначала я не сопоставил два события, которые со мной произошли. Но со временем мне показалось, что логика их взаимосвязи очевидна.
Одной из зим я был в пути. Я ехал к бабушке в деревню. Был февраль. Погода отменная. Я ходил без шапки. Пока я сидел на лавочке автовокзала в ожидании своего рейса, ко мне подошла незнакомая бабушка. Она выглядела очень специфично. Маленькая, худенькая, сутулая. Если обращать внимание на черты лица, то они были по типажу схожи с «бабой Ягой». Нос такой же формы, слегка дугой. Глаза помню, как сейчас. В них была непостижимая устремленность, стойкость и отсутствие жизни. Она смотрела на меня как будто больше ничего вокруг не видела.
Она начала со мной диалог и говорила: «А почему ты без шапки? На улице зима. Можно подхватить менингит (другие болезни перечисляла). Нужно заботиться о здоровье». Она говорила монотонно, без эмоций, без пауз, словно заученный текст. В начале я попытался культурно ей ответить на вопросы, но заметил, что ей все равно. Она оказалась не перебиваемая и не слушающая. Ее монолог длился минут десять-пятнадцать. И она говорила одно и то же, в одном и том же стиле, местами меняя слова и интерпретации.
Я был молод и глуп. После моей попытки ответить и ее провальности, я избрал тактику игнорирования. Сидел и шерстил просторы интернета в своем телефоне и на фоне слышал ее монолог. Я думал, что она сама по себе уйдет. Но нет. Это длилось минут десять-пятнадцать. Стойкости ей не занимать.
После, я погостил у своей бабушки. Все было хорошо. Никаких намеков на то, что меня ожидало дальше, я не встречал.
Спустя две недели после инцидента на автовокзале, я проснулся с утра пораньше у себя дома. Не выспался. У меня забарахлил нос. То я дышать не могу, то зудит, то чихаю и не могу остановиться. Около часа после пробуждения я провел над умывальником, чтобы прийти в нормальное состояние. Это утро повторялось у меня на протяжении двух лет. И помимо того, что после пробуждения все это происходило, это так же могло начаться в любой момент в течение дня.
Я сразу же перестал высыпаться. Я был зол. Я ненавидел каждый новый день. С моей отстраненностью от окружающих людей и с обретенным самоощущением, я начал говорить не словами, а плеваться ядом.
В новом состоянии у меня начали появляться первые друзья, с которыми была очевидна общая черта. И если вспоминать тех людей, которые встречались мне ранее – у нас с ними не было ничего общего и быть не могло. А общей чертой явилось – отшельничество, отстраненность и каждый из нас был изгоем в своей самобытности. Даже имея друзей и много хороших людей вокруг, можно оставаться одиноким среди них. И дело тут в первую очередь в понимании нас, в нашей открытости с окружающим миром и в принятии обществом нас такими, какие мы есть. Они полностью принимали мою отрешенность и жестокость, которая выражалась в суждениях, в моем отношении к другим людям. Такого меня, который ни во что не ставил чье бы то ни было мнение. Который сам есть собственное мнение.