7
Оксана Тарасовна не долго «смаковала» комплимент сына. У нее к нему назрело весьма важное дело, и она начала разговор, едва Богдан взялся за десертную грушу:
– Богдаша, сынок, выслушай меня, только внимательно…
Несмотря на то, что мать и сын наследственно недолюбливали «москалей», в их семье разговорным языком всегда был русский. Причем, даже не «суржик», имевшая широкое хождение на Украине смесь украинского и русского языков, а правильный литературный русский язык. Почему Оксана Тарасовна при наличии привитой ей еще матерью антимоскальской позиции в то же время явно не жаловала «мову»? Во-первых, она являлась профессиональным преподавателем русского языка и литературы, во-вторых, в советское время она не сомневалась, что при ее жизни и жизни ее детей, таких глобальных перемен, что случились в 1992 году, никак не произойдет, и жить им всем придется в СССР. Потому внешне она, как и полагалось сначала комсомолке, а потом и члену КПСС, являлась поборницей «пролетарского интернационализма», веры в идеалы коммунизма. Она собиралась делать советскую парткарьеру и до поры в том весьма преуспевала. Для этого она еще в институте стала кандидатом в члены КПСС, что и предопределило ее ранний карьерный старт. Уже в Перестройку ей предлагали работу в одном из винницких райкомов, но Оксана Тарасовна метила выше и отказалась, ибо хотела сразу со школы «прыгнуть» в обком, откуда открывалась прямая дорога в Киев. А в перспективе она, конечно, мечтала о союзном уровне, о Москве. И казалось, мечты начали осуществляться… Кто же мог тогда предвидеть, что внешне несокрушимый Советский Союз в одночасье рухнет.
Так что Оксана Тарасовна вообще не собиралась жить в незалежной Украине и тем более говорить на мове. Она собиралась жить в СССР и стать там не последним человеком. А для этого надо было грамотно говорить по-русски и желательно без характерного украинского гыкания. Ведь Оксана Тарасовна собиралась выступать с самых «высоких» трибун съездов и пленумов. Потому в ее семье мову до самого 1992 года не приветствовали и говорили только по-русски. Не изменяли своим привычкам они и теперь, тем более «мову» и мать и сын знали «не дюже хорошо», чтобы свободно говорить на любые темы.
– Мам, давай чуть попозже. Вот отдохну немного, телек посмотрю, – Богдан не был расположен к серьезному разговору, подозревая, что мать собралась читать ему нотации воспитательного характера.
Ему же хотелось посмотреть репортаж из Донбасса, узнать новости с мест боев. Хоть российские телеканалы подавали события со своей точки зрения, Богдан пытался выявить в той информации рациональное зерно и составить собственное видение ситуации.
– Да, мам, тетя Галя больше не звонила, что там с бабушкой? – словно спохватившись, спросил Богдан.
– Да, ездила я к ней. Ничего она не узнала, – с явным неудовольствием отреагировала Оксана Тарасовна, ибо настроилась говорить совсем о другом. – Послушай сынок, нам сейчас некогда о бабушке разговаривать. Что там случилось, то случилось, мы ничем ей не поможем. Нам сейчас о тебе поговорить надо.