Ранним утром Ада вышла из гардеробной и тихо брела по коридору. Дверь в комнату отца оказалась открыта и на удивление никто не сидел возле его постели. Девочка, не подавая ни единого звука, на цыпочках подошла к кровати, прислушалась и осторожно, чтобы не задеть многочисленные провода и трубки, забралась к отцу под бок. Слабая жилистая рука подтянула к себе дочь.
– Ада, моя драгоценная девочка, – тихо протянул И́́́ван Фостер. – Как ты, солнышко?
– Мне страшно, папа.
– Почему, милая?
И́́́ван Фостер старался держаться уверенно и выглядеть сильным. Девочка повернулась к отцу и заглянула в его потухающие глаза. Его сердце сжалось от взгляда дочери. Как же ему хотелось, чтобы малышка никогда не узнала горечи утраты. Он винил себя, за то, что ей выпали такие страдания.
– Девочки в школе соболезнуют. Говорят, что за тобой пришла какая-то смерть. Они слышали, что это то, что забирает людей навсегда. Я им не поверила, хотела спросить у мамы, но она всегда плачет. Папа, так ведь не бывает, что навсегда? Правда?
И́́́ван Фостер тяжело вздохнул. Этот вздох не был связан с тяжелой болезнью. Ему предстояло объяснить маленькой дочери, что такое смерть. Мужчина понимал, что никто кроме него не сделает это должным образом, не сможет сгладить углы. Он всегда разговаривал с дочерью как с равной.
Смерть теперь стала редким явлением. Люди даже не старели, а продолжительность жизни измерялась сотнями лет. Искусственный интеллект распознавал болезни на стадии зарождения, и они тут же лечились. Любой непригодный орган стало возможно заменить на искусственный. Каждое утро начиналось с проверки организма, нужно было всего-то запустить приложение на смартфоне, и оно через специальный порт давало полную картину состояния человека всего за минуту. Практически не существовало состояний или травм, с которыми бы не справилась современная наука и технологии, до момента наступления смерти мозга. Единственное, что пока оставалось неподвластным – репродуктивная система. Неполадки в мониторинге здоровья случались редко и чаще в тех случаях, когда человек делал что-то не так самостоятельно. Свой сбой И́́́ван Фостер вызвал сам. Не нарочно, конечно. Выдающийся ученый, биолог и генетик отключил себя от системы для эксперимента по проверке поведения организма человека в усовершенствованной искусственной модели экологической системы. Он не хотел искать добровольца и подвергать кого-либо опасности, поэтому проводил исследования на себе лично. И допустил непоправимое, находясь в уязвимом состоянии.
Мужчина был не молод по современным меркам. Отпечаток наложило и то, что он стал одним из первых людей-долгожителей. В его бытность все технологии только проходили испытания и хотя все завершилось успешно, организм первых долгожителей отличался от всех последующих усовершенствованных версий. Он был слабее. Именно поэтому пары недель без наблюдения хватило, чтобы безвозвратно потрепать жизненно важные органы и функции, не обнаружив вовремя сбой и не предотвратив его. Приговор был вынесен – И́́́ван Фостер не выживет. Системы жизнеобеспечения не подлежат восстановлению. Созданная им модель экологической системы предназначалась для улучшения физического состояния биологической формы человека, сокращения использования искусственных органов и в итоге должна была привести к восстановлению репродуктивных функций. А привела только к смерти своего создателя. Эксперимент провалился.
– Знаешь, Ада, – начал мужчина и девочка сразу напряглась. Отец называл ее Адой только тогда, когда говорил о чем-то действительно серьезном. – Твои подруги и правы и нет.
– То есть как это, папочка? – испуг отразился на лице девочки и прозвучал в голосе.
– Ничто и никто не исчезает навсегда, милая. Я навсегда останусь жить вот тут и вот тут, – мужчина неуверенной рукой указал на сердце дочери и погладил ее по голове.
Отец еще долго говорил с дочерью и отвечал на ее вопросы, не показывал слабость. Мужчина ощущал, как жизнь утекает из его тела. Разговор с Адой подарил легкость и покой. Спустя пять часов И́́́вана Фостера не стало.
Акт второй. Годы после.
Годы неумолимо неслись вперед. Все шло своим чередом. Время заставляет адаптироваться и мириться с новыми реалиями, чтобы не происходило и как бы горько не было. Ада росла. В доме Фостеров не сразу, но со временем жизнь вошла в привычное русло. Было пусто и эту пустоту ничем невозможно было заполнить. И́́́ван Фостер словно луч света озарял не только свой дом и семью, но и жизни многих других, для кого не был безразличен. Его потерю невозможно восполнить.