Девушка стояла как громом пораженная и слепо уставилась на протянутый ключ. Сердце бухало где-то в районе горла, слова разбежались и не желали складываться в предложения. Не дожидаясь, когда она сама возьмет «монету» дракон сам вложил ей её в ладонь и пожелав приятного дня — удалился. Следом один из фавнов вывел несопротивляющуюся орчанку за ворота, где и оставил, так же вежливо попрощавшись.
— Ну что? Нет дара? Да что я спрашиваю? По твоему виду всё ясно. Ты так не расстраивайся. Не всем дано быть магами, да и не нужно оно таким как мы. И так хорошо живем. Идём домой. Скоро обед, а у нас там почти ничего не сготовлено. Поможешь мне. Идём, — Шанька взяла Наташу за руку и повела обратно в таверну.
Девушка очнулась сидящей в подсобке и машинально чистящей нечто похожее на картошку. Чувства нахлынули рекой и поглотили её с головой. Выронив из рук нож и овощ она подтянув на табурете ноги, обняла себя за колени и спрятав в них лицо, тихо заплакала, не в силах держать всё это в себе.
— Ох ты ж! На ка! Выпей! — вошедшая туда Шанька сунула ей кружку с чем-то пахучим. — Не отмахивайся. Выпей и иди поспи. На травах настойка. Поможет. Поспишь и поговорим.
Наташа больше чтобы от неё отстали, нежели для успокоения — выпила настойку, закашлялась из-за опалившей горло жидкости и хватая воздух стала искать чем запить или заесть сие пойло.
— Никогда ничего такого не пила? Словно в первый раз. Ты что ж, ничего крепче вина не видывала что ли? Вот вода. Да захлебнёшься! Не спеши.
Запив водой «пожар» и снова всхлипнув, Наташа поднялась к себе, где и уснула болезненным сном, даже не разувшись, свалившись на кровать.
Проснулась девушка уже ближе к обеду следующего дня. Вся в липком поту, опустошенная и не знающая как теперь быть. Она еще долго бы сидела в таком состоянии на полу у кровати, куда сползла когда проснулась, но раскисать ей не позволила пришедшая троллиха.
— И долго ты теперь будешь, как слабая человечка, себя жалеть? — спросила она ставя поднос на стол. — Ешь и иди в баню ополоснись. Я специально с утра для тебя стопила. Шушень поворчал немного, ну ничего, ты же теперь наша, не чужая.
Наташа непонимающе посмотрела на троллиху и стала подниматься, слезы снова покатились по щекам. Объяснять что-либо Шаньке она сейчас совершенно не хотела. Еда казалась безвкусной и толком не поев, девушка пошла в след за хозяйкой таверны.
Пришли они в маленькое помещение пристроенное со двора. Внутри оно делилось на крошечный предбанник, в котором девушка при своём небольшом росте, едва ли могла развернуться из-за занимавшей и так небольшое пространство, широкой лавки. Вторым была сама баня с большой деревянной лоханью и ковшом.
— Одежду вот эту одень. Я вчера без тебя сходила и купила. Чтоб своё тебе не портить на работе то. Ополоснись как следует. Разные масла и мыло у меня вон там стоят, если ты любишь. Я люблю, половину своих доходов на них трачу. Можешь сегодня попользоваться, потом себе своё купишь. Только по пол флакона за раз не вылей, дорогие они очень. Ну всё. Я тебя на кухне ждать буду.
После бани Наташе немного полегчало. Девушка почувствовала благодарность к троллихе, которая так её опекает. Одевшись она отправилась на кухню. Что теперь делать, Наташа не знала. Единственная цель оказалась не достижима. Вспомнились слова дракона об обмане.
«А с тобой, мудень магический — ещё поговорим... Да и с козлиной тоже. Суки. Встану здесь на ноги покрепче и всё вам, мудакам, припомню.»
На кухне троллиха разделывала мясную тушу и выглядела впечатляюще. Один только огромный окровавленный тесак казался жутким, не говоря о самой Шаньке, стоявшей в, заляпанном кровью и ошметками мяса, фартуке.
— Пришла? Бери вон тот нож и реж мясо из таза. Мельче режь. Волосы бы тебе прибрать чем… сходи в подсобку, там у меня в шкафчике были платки. Возьми любой и на голову повяжи, а то не гоже потом гостям с волосами жаркое подавать, — весело фыркнула она.
За работой, Шанька решила потихоньку расспросить Наташу о том, что же с ней случилось, что она себя человеком считает.
— Ох Наташа, даже если верить тому, что ты мне сейчас рассказала, то выхода у тебя и нет. Разве примет человеческий мужчина в семью орчанку? А уж богатый, да знатный… Ну не раскисай! Слезами тут не поможешь.
— Я в вашем мире совсем одна. Нет у меня здесь никого. А там родители остались и сестра старшая. Кому я здесь нужна, да ещё такая… — слезы полились с новой силой, вопреки всем попыткам их остановить.
— Мне нужна. У нас с Шушенем тоже никого нет. Только мы друг у друга. Не пропали, хорошо живем. И ты не пропадёшь. А золотые монеты тебе очень пригодятся. Ты не спеши их тратить. Кто знает — как оно всё обернётся? Прибереги пока. Работай у нас, на жизнь хватать будет. Не хочешь быть частью эля? Никто и принуждать не станет. А поживешь в нашем мире — может и приглянется тебе кто другой, да и ты ему. Не стоит цепляться на горе за один лишь камушек, когда их россыпью вокруг валяется, стоит лишь гордость свою склонить и присмотреться.
— Я Викусика люблю. Никто мне больше не нужен. Не понимаешь ты просто. Он самый лучший на свете. А теперь он в мою сторону и не взглянет. Я страаашнаяяяяяя….. — и новый поток слез полился из вишневых глаз.
— Да кто тебе такое сказал? Ты — красавица! Плюнь в глаза тем, кто иное говорит. Или хвостом своим по ногам их хлестни, чтоб подломилися и в пыль свалилися, негодные. У драконов хвост как плеть, у тебя не хуже. И не реви!
— Вот почему так? Почему я больше на орка похожа, а не на дракона?
— Ну, видать, ранен он сильнее был. Да и не похожа ты на орка. Ты на драконицу похожа, только клыки небольшие есть, да цвет зелёный.
— У меня глаза были красивые. Серо-зелёные, а теперь как у вампира какого-то.
— Кого?
— Вампира. Нет у вас таких? Это хорошо, что нет. Я их побаиваюсь, немного.
— Что за ампир то такой?
— Это человек, который в гробу спит и по ночам кровь живых пьёт, чтобы самому жить вечно.
— Ооо. Так то ж про нашего градоначальника. Сколько он своими налогами кровушки нашей уже попил…
— Я серьёзно.
— Нет у нас такого. Можешь спать спокойно. Поговаривали, что демоны у смертных сердца вырывают и съедают, пока то бьётся. Но их уже лет триста как не видывали, ни одного.
— Лучше б ты мне этого не говорила, — Наташа передёрнула плечами и поёжилась, как от холода и омерзения одновременно.