Потом он стоял под холодным душем. Колючие струи били в затылок, а он, стиснув зубы, беспрестанно повторял:
— … он сам виноват…
Якудза стоял у двери, скрестив руки на груди. Лицо его было спокойным.
— Ты не должен сожалеть, — произнес он веско, — Ты сделал то, что должен был сделать. В этом была твоя задача, и ты справился. Я счастлив, что являюсь твоим учителем. Я горжусь тобой.
— А если бы умер я?
— Не только твоя жизнь закончилась бы в этот день…
Больше Хан ничего не спросил. Они вышли из здания вместе и молчали до спортзала.
Глава 5. ДЕЖАВЮ
Широкие коридоры этого здания даже в самую жаркую погоду хранили полумрак и прохладу. Толстые кирпичные стены и большая в полтора человеческих роста дубовая дверь центрального входа помнили не одно поколение учеников. Им ли не знать истину бытия. О, они знают и хранят свою тайну под многочисленными слоями краски, молчаливые стражи познания…
Прозвенел звонок, и дубовые массивные створки с грохотом распахнулись под напором толпы, нетерпеливо рвущейся покинуть стены «альма-матер». Задиристо гыкая и хихикая, норовя обогнать друг друга, студенты обоих полов столпились у двери, проем которой был не достаточно широк, чтобы выпустить одновременно всех жаждущих оказаться на воле. Хан с трудом протиснулся через эту веселую толчею и встал на верхней ступеньке крыльца, прищурившись от нестерпимо яркого с непривычки после сумрака коридоров солнечного света.
По-весеннему терпкий воздух волнительно щекотал ноздри. Мягкие солнечные блики на зеленой траве газонов замерли, как нарисованные, будто в ожидании чуда. Покой природы, ощущаемый, не смотря на суету вокруг, а, может быть, именно благодаря этой суете проник в его сознание, внеся в настроение тихую удовлетворенность. Он отстраненно терпел тычки в бока и спину, ни о чем не думал, скользил взглядом по лицам и предметам, просто дышал. В какой-то момент, незаметно для него самого, его взгляд остановился, и он стал смотреть в одно место.
В рваных джинсах и выцветшей футболке неопределенного цвета она была похожа на мальчика-подростка. Ежик темных, коротко стриженых волос, топорщился на затылке. Ушки мило краснели под теплыми лучами солнца. Голова на длинной шее, и все ее тоненькое тельце постоянно находились в движении, за подростковой угловатостью которых уже проглядывала грациозность. У нее были узкие, как у мальчишки, бедра и маленькая грудь. В ней не было ничего из того, что обычно привлекало его в женщинах. Она весело подпрыгивала, прижимая пластиковый пакетик с книгами к груди, и беззвучно смеялась — закидывала голову, закрывала на секунду глаза и широко улыбалась, открывая два ряда ровных белых зубов, как будто сошедших с рекламы зубной пасты. Смеха, заливистого и звонкого, привычного для девчонок ее возраста не было слышно, но, глядя на широкий жест ярких губ от уха до уха и сопровождающую этот жест гримасу сумасшедшего счастья, хотелось невольно улыбнуться в ответ.
Он стоял, не смея отвести глаз, потеряв ощущение времени. Образ девушки постепенно заполнял его сознание, не оставляя места другим впечатлениям минувшего дня, а может быть всей жизни. В калейдоскопе всплывающих в памяти лиц он никак не мог найти похожего, тем не менее, был уверен в том, что встречался с ней раньше, более того, знал очень хорошо. И это состояние дежавю заставляло его все внимательнее всматриваться в черты ее лица.
Она отравляла его собой, завораживала. Яркие блики солнечных зайчиков, падающих на ее лицо сквозь листву, казались ему излучением, исходившим от нее самой, изнутри ее ярко-синих глаз…
Грубая реальность того, что он уже успел достичь, добился без труда или же ценой невероятных усилий тускнела перед желанием заключить это небесное создание в свою жизнь. Никто прежде не вызывал в нем таких ярких чувств и четких очертаний желаемого. Она должна быть с ним рядом, когда он пойдет к своей цели, с ней вместе он сможет все, какая бы ни была эта цель, каким бы ни оказалось его предназначение! Что это? Наваждение или прозрение? Предопределенность или весеннее сумасшествие?
— Что это? — повторил он вслух.
— Что ты сказал? — переспросил Рулевой Тимоха, студент из параллельной группы, который стоял рядом, и так же, как и он, обозревая окрестности с высоты крыльца.
— Ты знаешь ее?
Тимоха посмотрел по направлению взгляда Хана, понимающе хмыкнул, но при этом неодобрительно выпятил нижнюю губу. Девушка показалась ему слишком невзрачной для того, чтобы заводить о ней разговор.
— А что тут знать? В порочащие связи мной лично не вовлекалась. Кому она нужна? У нее все первичные половые признаки в зачаточном состоянии, как у подростка. Вот, если посмотреть на нее еще через парочку лет, может быть, тогда… — Тимоха оценивающе обежал глазами щуплую фигурку.