— Ты особенный, Фрэнки. — часто говорила будущему агенту пожилая родственница. — Обычно в нашей семье дар передается женщинам, но ты унаследовал его, хотя и мальчик.
Отец Уилсона ненавидел подобные разговоры и запрещал бабушке внушать ребенку “всякое сверхъестественное дерьмо”. Однако, Фрэнк и правда кое-что видел. Призраков недавно умерших людей, ауру болеющих, сгустки черной энергии. Он никому не говорил об этом, даже жене. В компании всегда высмеивал эзотериков, медиумов и целителей. Фрэнк полагал, что дар, тщательно скрываемый от посторонних, поможет ему в работе. Это и впрямь действовало. Достаточно было просто посмотреть на человека, чтоб понять — убийца он или нет. Вот только подобное не предъявишь в суде, и дела разваливались за недостатком улик. Сколько раз Фрэнк наблюдал, как очередному ублюдку удалось избежать правосудия, и тот спокойно разгуливает по улицам, вынашивая план нового убийства. Нет, агент Уилсон вовсе не собирался превращаться в Декстера Моргана и самостоятельно воздавать негодяям по заслугам, но наблюдать за царящей в мире несправедливостью было весьма тяжело. А потом он привык. Просто запретил себе думать о возмездии и на этом все. Но дар никуда не делся. Уилсон все еще чувствовал в людях зло. В Блэклейке он ощутил его не в людях. Зло витало здесь в воздухе. Не явственно, не в открытую, а маскируясь. Будто газ, не имеющий цвета и запаха. Зло разливалось по улицам, притворяясь чем-то иным.
Шериф Блейк впервые за Бог знает сколько лет пил свой кофе безо всякого наслаждения. Он просто не мог думать ни о чем другом, кроме как о полном отсутствии подозреваемых в деле Салли и Аманды. Теперь это официально одно дело, но легче не стало. Женщина. Кто бы мог подумать? Неужели местная? Сколько вообще в истории человечества серийных убийц женского пола? Сестры Гонсалес, Эйлин Уорнос, Грэм и Вуд, ангелы смерти из Лайнца. Хоть у кого-нибудь из блэклейкских дам был мотив сводить счеты с Салли и Амандой? Могла ли Эмили Ричардсон убить собственную дочь, узнав о ее тайной “работе”? Предположим, что да, хотя и думать о подобном противно. Допустим, разъяренная мать набросилась на Салли и задушила дочь в порыве гнева. Но стала бы Эмили устраивать весь этот маскарад с платьями, венками и цветами? Сильно сомневаюсь, что она настолько расчетлива и хладнокровна. Ну и потом при чем здесь Аманда. Точно установлено, что девушки не общались даже как знакомые и уж точно не были близкими подругами.
Быть может это Френни Полсен? Аннабель слышала от Риты Фейвор, что в последнее время Френни стала просто одержимой убийствами. Читает о маньяках, исследует сайты про преступления, якобы для того, чтобы разоблачить Элайджу. Или все же отвести подозрения от себя? Мисс Полсен медсестра, а история знает много случаев, когда именно младшие медработники становились серийными убийцам. Правда они действуют вовсе не так, как тот, кто прикончил Салли и Аманду. Да и жертвами медсестер бывают обычно старики или дети.
А что, если убийства на самом деле вообще не связаны? И юную Ричардсон и впрямь задушил Элайджа или странный преподобный Макконахью, а с Амандой расправилась какая-нибудь из коллег, просто повторив детали преступления, информация о которых стала известна всему городу. Но где вообще убийца или убийцы достали эти чертовы платья и венки? Ни в одном магазине, торгующем подобной хренью, не были обнаружены подобные товары. А может, оба преступления совершены женщинами, но разными. К примеру, с Салли расправилась некая завистливая подружка, а с Амандой обезумевшая от горя Эмили Ричардсон? Господи, какой бред.
Шериф был в отчаянии. Ни одного подозреваемого. Сколько пройдет времени, прежде чем кто-нибудь из горожан обнаружит очередной труп? Неделя? Месяц? В любом случае придется еще раз тщательно допросить всех девиц, кто близко и не очень был знаком с жертвами.
Или преступник все же мужчина? Расчетливый и изворотливый. Кто-то, кто мог подменить улики или поместить под ногти несчастной танцовщицы частички чужого эпителия. Доктор Дьюик. Глаз с него не сводить!
— Наша бедняжка Банни, кажется, совсем плоха! — Джорджина Пристон с деланой опечаленностью взяла под руку Аннабель Стюард.
— Что это ты имеешь в виду? — секретарь шерифа была удивлена и задета. С Банни что-то происходит, а она еще не в курсе.
— О! Быть может, мне показалось. Хорошо, если так.
— Да не томи ты уже, Джорджина! Что там с Банни Калахен?
— Я видела позавчера, — сплетница перешла на тихий полушепот, — как наша Банни разговаривала сама с собой. Сперва я решила, что у нее в ухе наушник, но нет, ничего подобного.
— Господи, да мы все иногда разговариваем сами с собой. Что тут такого?
— Да, но я поделилась этим наблюдением со Сьюзи Джефферсон, и та сообщила что тоже видела нечто странное. Она проходила мимо дома Банни и заметила, что наша милая старушка оживленно с кем-то спорит, кажется, она обращалась к Люциусу, но вот только мальчика не было рядом. Банни кричала, жестикулировала, едва ли не плакала и была при этом совершенно одна.
Аннабель Стюард с недоверием уставилась на собеседницу. Все, что вылетает изо рта Джорджины Пристон, следует делить на сто. Однако в этот раз, Аннабель отчего-то была склонна верить этой болтушке. Быть может, потому что ментальное здоровье Банни вызывало вопросы и у нее самой. Каждый раз, когда престарелая мисс Калахен встречалась ей в очереди на кассе супермаркета или на почте, бедняжка казалась весьма рассеянной и потерянной, чего за ней не замечалось раньше.
— Бедная Банни!
— И бедный малютка Люциус! — вздохнула Джорджина. — Что с ним будет, когда вскроется, что его опекунша выжила из ума?
Аннабель, как и всегда в подобных случаях донесла весть о состоянии Банни до своей подруги Джуди Лавлейк, та взболтнула Рите Фейвор и этим же вечером Рита кричала в телефон Френни Полсен:
— Дорогая, а Банни Калахен не обращалась к доктору Дьюику?
— Что-то не припомню, хотя в ее возрасте это весьма странно. А почему ты спрашиваешь?
— Не хочу сплетничать, но уже очень многие в городе замечают за Банни странности. Кажется, у нее деменция. Как думаешь, не опасно ли доверять ей того ребенка?
Отец Макконахью сидел за рулем и все время опасливо посматривал в зеркало заднего вида. Подумать только, пару часов назад он купил несколько грамм дури у уличного барыги. Он, мальчик из приходской школы, благообразный пастор покупает наркотики в заплеванных подворотнях Бансинга. Казалось, невозможно пасть ниже и вот пожалуйста. Впрочем, преподобный давно уже раздумывал о том, чтобы снять с себя сан и не компрометировать церковь своими отвратительными поступками. Увлечение порнографией, подозрение в убийстве, теперь еще это. Но что он будет делать с такой репутацией в миру?
Может, просто переехать в другой город? Маленький захолустный городишко, как Блэклейк, только где-нибудь в Алабаме или Техасе. Завести жену и пса. Преподавать детишкам литературу.