— Сигарету хочешь? — спрашивает Богдан, раскрывая пачку.
— В номере нельзя курить, — округляю глаза я. — Пожарная сигнализация сработает.
— Она сработает, только если выдыхать дым прямо на датчик, — усмехается парень, цепляя губами сигарету. — Ну или если накурить до уровня тумана.
— Но…
— Даже не сомневайся, — перебивает он, чиркая зажигалкой. — Я это уже сто раз проверял.
Богдан блаженно затягивается, а я зачарованно смотрю на него снизу вверх. Наблюдаю, как белесый дым плавно скользит по его ярко очерченным губам, задевает щеку и растворяется в пространстве комнаты. Мне нравится, как он курит. Эстетично и очень по-мужски.
А еще у Богдана красивые пальцы. Длинные, гибкие, с обработанной кутикулой и аккуратно подстриженными ногтями. Вообще он не очень похож на метросексуала, но за собой явно следит. Это чувствуется в мелочах — в нарочито стильной небритости, в запахе чистого тела, в отсутствии волос подмышками.
— Будешь? — парень протягивает мне сигарету, зажатую между двумя пальцами, и я коротко киваю, мол, давай.
Он подносит руку к моему лицу, и я, жадно обхватив губами фильтр, делаю глубокий вдох. Рот и легкие тут же наполняются приятной горечью, и на несколько секунду я задерживаю ее внутри, прежде чем тонкой струйкой выпустить наружу.
— Крепкие, — улыбаюсь я, чувствуя легкое головокружение.
— Нет, просто ты давно не курила, — отзывается Богдан, делая очередную затяжку.
— Откуда ты знаешь? — удивляюсь я.
— Мне так кажется, — жмет плечами он. — Так что, я угадал?
— Ага, — переворачиваюсь на бок и упираюсь взглядом в его рельефный живот с идеальными кубиками пресса.
Вот, что значит молодость. Можно курить, пить алкоголь, не выспаться и все равно выглядеть как спортсмен — свежо, подтянуто, сексуально.
— Ты производишь впечатление правильной и рассудительной, но по факту внутри тебя бушуют демоны, — со странной убежденностью в голосе заявляет Богдан, пальцем рисуя замысловатые узоры на моем обнаженном бедре. — Они хотят на свободу, им тесно в душной клетке.
— Мы знакомы всего пару часов, с чего такие выводы? — усмехаюсь я, дивясь его проницательности.
— То, как ты общалась со мной вначале, и то, как трахалась потом, говорит о многом, — с легким прищуром отвечает парень. — В тебе будто две личности: одна холодная и стервозная, а другая — страстная и открытая.
— И вторая тебе понравилась куда больше, — хмыкаю я.
— Да не в этом дело, — он качает головой. — Просто… Хочется понимать, какая из них на самом деле ты.
— Пожалуй, они обе, — подумав, выдаю я. — Бывают разные ситуации и разные люди, в зависимости от этого меняется мое поведение. Разве у тебя не так?
— Возможно, — он откладывает окурок в сторону, а затем мягко стаскивает с меня простыню, оголяя грудь. — Повторим?
Его глаза загораются хищным блеском, а я не могу сдержать рвущийся наружу нервный смех:
— Уже два раза повторяли, — хватаю края простыни и тяну ее обратно на себя.
— Ну и что? — он высвобождает колени из-под тяжести моей головы и рывком сдергивает с меня белое полотно. — Давай, Карина, ложись на спину и притворись, что твои ноги ненавидят друг друга.
Ох уж эти его шуточки. Пошлые, скабрезные и дико заводящие.
— Нет! — сопротивляюсь я, но, если честно, больше для вида. На самом деле я тоже хочу его. Снова. Просто не желаю, чтоб он считал меня изголодавшейся по качественному сексу теткой. Порой правда бывает крайне унизительна.
— Почему? — искренне недоумевает парень, нежно покусывая мочку моего уха. — Разве тебе не понравилось?
Если бы знал, как сильно мне понравилось, то испугался бы и убежал. Таких ярких оргазмов у меня не было очень давно. А, может, даже никогда…
— Ты был неплох, — небрежно бросаю я, стараясь не переигрывать с безразличием. — Но мой изначальный вопрос так и остался без ответа.
— Какой вопрос? — его язык скользит по моей шее, провоцируя появление мурашек.
— Сколько тебе лет? — шепчу я, закатывая глаза от наслаждения.
— Почему тебя это так волнует? — после короткой паузы Богдан нависает надо мной, и его острый синий взгляд впивается в мое лицо.
— Вдруг тебе нет восемнадцати, и меня посадят за растление малолетних, — отвечаю я, злясь на себя за собственную напористость.