- Нет, на самом деле все обстоит несколько иначе, - сказала Мэри. Тетушка Клара вовсе даже не составила завещания, да и вряд ли когда составит. Бедняжка совсем из ума выжила. Уже давно.
- И это только к лучшему, - жизнерадостно провозгласил вошедший Уолли. - Не сомневаюсь, что будь старуха в добром здравии, она завещала бы все свое злато какому-нибудь задрипанному приюту для заблудших кошек. Или падших овечек. Такое счастье мне, по-моему, на роду написано. Держу пари, что именно так все бы и случилось, если бы старая ведьма вдруг взяла и выздоровела, хотя любая другая на ее месте давно бы откинула копыта.
Уолли плюхнулся на стул и развернул салфетку.
- А ведь находятся еще козлы, которые до сих пор до хрипоты спорят о запрещении эвтаназии! - с горечью заявил он. - Кончится все тем, что я первым сыграю в ящик, и единственной наследницей станет Мэри. Не подумай, деточка, что я против - напротив, я всеми конечностями за, - но справедливость превыше всего... Ты же понимаешь, что я имею в виду, верно?
Мэри к тому времени уже покончила с завтраком и встала, поручив Уолли ухаживать за гостем.
- Насколько я вижу, он может сам за собой поухаживать! - возмущенно вскричал Уолли. - Вы ведь уже почти член нашей семьи, да?
Князь обижаться не стал, но ответил, улыбаясь:
- Да, у вас я и впрямь чувствую себя как дома. Это необычайное ощущение. Поверьте, мистер Картер, я вам чрезвычайно признателен. Я отдыхаю как никогда.
- Я рад, что хоть кому-то здесь нравится, - проворчал Уолли, хмуро взирая на сияющего князя.
Мэри воспользовалась благоприятным моментом и улизнула. Не желая откладывать дела в долгий ящик, она поднялась к Эрминтруде.
Хозяйка дома, убитая горем, возлежала на огромной, застланной розовой парчой, кровати. В спальне стоял крепкий аромат духов, а розовые шелковые шторы были плотно задернуты, чтобы не впускать к мученице лучи неуместно развеселого солнца.
- Это ты, милая? - простонала страдалица, вскинув пухлую руку к темени. - О, моя голова!
Мэри искренне любила Эрминтруду и считала, что Уолли почти всегда обращается с ней по-свински, поэтому сочувствие, прозвучавшее в ее голосе, было неподдельным:
- Бедная тетушка Эрми! Я смажу вам виски одеколоном, и вам скоро полегчает.
- Я больше не могу! - простонала Эрминтруда голосом, которому позавидовали бы многие драматические актрисы. - Я уже дошла до ручки. Видит Бог, я старалась, но ведь всему есть предел!
Мэри приоткрыла окно и принялась смачивать одеколоном носовой платок.
- Вы собираетесь развестись с Уолли? - спросила она без обиняков.
Столь резкий переход от классической драмы к суровой реальности, судя по всему, не учитывал нынешнего душевного состояния Эрминтруды. Она извергла глухой стон. Похоже, звучание его ей понравилось и она, простонав еще раз, жалостно и с подвыванием, зарылась головой в кружевные подушки, нагроможденные в изголовье.
Осознав свою ошибку, Мэри приумолкла, начав смачивать лоб и виски Эрминтруды. Минуту спустя Эрминтруда сказала:
- Не следует мне говорить с тобой на эту тему. Ты - его воспитанница, да и вообще - такая юная и невинная!
- О, не думайте обо мне, тетушка Эрми! - отмахнулась Мэри, произнося эти слова с отрешенностью актрисы, играющей одну и ту же роль в трехсотый раз. - Лучше расскажите, что случилось?
- О, не спрашивай! - выдавила Эрминтруда, громко всхлипывая.
Необходимости в расспросах и в самом деле не было - Эрминтруду вдруг словно прорвало, и подробности ужасающего утреннего столкновения с Уолли полились из нее хотя и не вполне внятным, но беспрерывным потоком. Говоря, Эрминтруда все больше и больше распалялась, пока не завелась настолько, что, раскинув в стороны белоснежные пухлые руки, возопила, должна ли терпеть такое унижение, когда рядом находится столь прекрасный и благородный мужчина, который готов бросить все и увезти ее хоть на край света.
У Мэри оборвалось сердце.
- Князь? - пролепетала она.
Эрминтруда уселась на подушки и потянулась к флакончику с нюхательной солью.
- Он не мог больше молчать, - просто сказала она. - Он боролся с собой сколько мог, но когда увидел... когда осознал, что за жизнь я веду, как обращается со мной Уолли, все у него внутри взбунтовалось. Так он сказал. Красиво, да? И он излил мне все, что творится у него на душе! О, Мэри, стоит мне только подумать, что я могла бы стать княгиней Варасашвили, все во мне переворачивается!
Мэри, чуть помолчав, произнесла:
- Что ж, тетя Эрми, почему бы вам в таком случае не развестись с Уолли?
Эрминтруда страдальчески прикрыла ладонью глаза и ответила совершенно нормальным голосом:
- Развестись с Уолли из-за этой потаскухи? Я не такая дура!
- Вам же не обязательно на нее ссылаться. Пусть это будет некая незнакомка.
- А что обо мне люди скажут? - вскинулась Эрминтруда. - Что дешевая девка отбила у меня Уолли? Нет, не дождутся! Да и Вики пострадает, если я подам на развод.
- Почему? - изумилась Мэри.
- Я ведь не вчера на свет появилась, я знаю наших сплетников. Им только повод дай. На бедной девочке всю жизнь останется клеймо.
- О, какая ерунда! - вскричала Мэри. - Что вам до этих сплетников, тетушка Эрми? Сами знаете: на всякий роток не накинешь платок! И вообще пошлите их всех к черту!
- Тебе хорошо говорить, девочка - ты ведь у нас образованная, сказала Эрминтруда. - А я не могу позволить себе послать их к черту, хотя, признаюсь, меня не раз уже так и подмывало это сделать. Нет, милая, я не могу рисковать счастьем Вики. Она воспитывалась как настоящая леди и отец ее был истый джентльмен, да и я, что бы про меня ни говорили, всегда считалась женщиной уважаемой.
- Но ведь никто не станет вас меньше уважать, если вы разведетесь с Уолли, - сказала Мэри.
- Это только ты так думаешь, милая, - вздохнула Эрминтруда. - Ты ко мне слишком хорошо относишься, спасибо тебе. А всякие проныры вроде Паркеров тут же распустят слух, что мы с Уолли нарочно подняли эту шумиху, чтобы я могла выйти замуж за настоящего князя!
Мысли о ее блестящем поклоннике и недостижимом титуле вконец добили Эрминтруду, которая с громким плачем зарылась в подушки, жалобно причитая, что ей до конца дней своих придется оставаться пташкой, заточенной в золоченой клетке.
Мэри не смогла сдержать смеха.
- Тетушка Эрми, но ведь золото принадлежит вам! А что, князь уже и вправду успел предложить вам руку и сердце?
- Настоящей женщине, - провозгласила Эрминтруда звенящим голосом, ни к чему говорить все напрямик! У князя благородное сердце и намерения самые чистые!
- Несомненно, - сухо сказала Мэри. - А он знает, что вы с неодобрением относитесь к разводу?
- Мне пришлось сказать ему! Не могу же я позволить ему тратить на меня свою жизнь? Господи, за что мне такие муки! Моя бедная голова совсем раскалывается!
Мэри снова смочила платочек и приложила его ко лбу страдалицы.
- Что же вам тогда делать, тетушка Эрми? - участливо спросила она.
- Бог его знает, - всхлипнула Эрминтруда. Потом неожиданно звучным голосом добавила: - Одно я знаю точно - тратить деньги моего покойного мужа на то, чтобы откупиться от этой развратной дряни, я не стану! Это я твердо решила.
- Это и в самом деле ужасно несправедливо, - согласилась Мэри. - С другой стороны, если им не заплатить, то ведь может разразиться ужасный скандал, да?
- Пусть он сам с ней рассчитывается! - вспыхнула Эрминтруда. - Сам нашкодил, должен сам и платить! Еще рассчитывает, что я должна расплачиваться с его паршивыми девками! Это просто невыносимо! Нет, Мэри, так продолжаться не может! Нужно положить этому конец! Раз и навсегда! Подумай сама: что мне уготовлено в будущем? Женщина в самом соку, по рукам и ногам связанная таким мужем как Уолли, который об меня разве что ноги не вытирает. Сам он потихоньку совсем сопьется, а я - из-за его чудовищного поведения - не смогу даже завести себе горничную моложе семидесяти!
- Не обижайтесь, тетушка Эрми, но ведь вы Уолли уже сто лет знаете! Все его недостатки видны невооруженным глазом. Давайте я принесу вам чай со свежим тостиком, и вам сразу станет лучше.