Не слышали мои нечаянные врачеватели душевных ран, как возражала я им, как криком кричала про себя, что неправильно, нельзя, нельзя так! Если бы я могла вернуться назад во времени, в тот час, в ту минуту. Я бы сдержала себя, всю ненависть свою в кулак зажала бы, обдумала б все спокойно и…
Наказала бы по- другому, по справедливости. Почему же я поддалась инстинкту хищника? Я же человек. Почему смерть стала для меня единственным выходом из тупика? Кто дал мне право примерить на себя мантию судьи?
До встречи с новыми знакомцами я провела полдня на работе, все валилось из рук. Еще и начальник подлил масла в огонь, вызвал в кабинет и стал песочить за какую- то мелочь. Тут, как назло, и слезы полились, как два ручья, худшее из последствий операции по пересадки кожи. Начальник знал об этой моей особенности, но тем не менее, почувствовал себя неуютно.
— Не плачьте, Дина Габитовна. Вы же знаете, как я вас ценю. Это я так, для дисциплины.
— Вы же знаете, я не плачу. Это вода.
Я направилась к дверям, на ходу набирая номер. На звонок ответили сразу и я забыв о присутствии «лишних ушей», на одном дыхании выпалила:
— Привет, я согласна, сейчас приеду, обсудим детали.
Через час, в состоянии сродни амоку, описанном Стефаном Цвейгом, я сняла квартиру в доме, окнами, выходящими на парк, где Гаухар нервно расхаживала с Адилем на руках. Он плакал. Я прицелилась и выстрелила, мозг дал четкую команду, а рука дрогнула — душа вскрикнула, умоляя не делать того, что не исправишь. Пуля попала в лампу уличного фонаря. От сильного испуга Адиль вздрогнул и потерял сознание.
Мы с Гаухар приехали в больницу, его отправили в реанимацию. Врач вышел и сообщил нам, Адиль впал в кому. Не успели мы отойти от этой новости, как доктор огорошил нас следующей.
— Если ребенок выйдет из комы — будем надеяться — у него возможны структурные изменения в мозгу.
— Что это значит, он выздоровеет?
— Вероятность низкая, но она есть.
— Боли уйдут? — не поверила Гаухар.
— Уйдут, — кивнул он.
Врач ушел, а мы стояли, обнявшись, внезапно Гаухар подняла измученное лицо и глядя мне в глаза, спросила.
— Почему ты согласилась?
— Потому что сегодня я переступила черту, — шепотом ответила я ей.
Переварив в уме мой загадочный ответ, она улыбнулась: ничего не понятно, но все хорошо.
Все последующие дни и ночи сестра проводила рядом с сыном. Плакала и молилась. И я тоже… ждала чуда.
Выйдя из отделения реанимации, я шла куда глаза глядят, и не заметила, как оказалась на поле, что Адик показал. Мелькнула шальная мысль, мало ли, при том хаосе, что царит в военных организациях, да и в гражданских тоже, эта земля могла остаться заминированной.
Я решила не церемониться, не переходить полосу, а походить вдоль ее. Так и сделала; прошлась туда- сюда, поменяла направление наискосок, попрыгала немного. Со стороны выглядело довольно глупо. Благо, никто не видит. Только подумала, зрители тут как тут. К полосе бежали двое, в штурмовках цвета хаки. Умереть спокойно не дадут.
Сначала они отвели душу, награждая меня всевозможными эпитетами, означающие, в основном, мои низкие умственные способности, а то и вовсе отсутствие серого вещества в моей черепной коробке.
Определенно, сегодня был не мой день: оскорблений наслушалась на всю жизнь. Наконец, пришло время для нормального диалога.
— И чего ты здесь шлындаешь? Кажись, недавно я тебя видел уже, паренек с тобой был, худющий. Вам, что здесь, медом намазано?
— Это учебный полигон, как вы через ограждение прошли?
— Ответьте, пожалуйста, земля заминирована?
— Фигассе- е, откуда знаешь? — ужаснулся первый.
— Разминировали после испытаний, — спокойно ответил второй.
— А что испытывали?
— Военная тайна.
— Дело в том, что я слышала, что некто Сидорчук был, мягко говоря, не в состоянии сделать это.
— Что ты метешь тут? Наш Максимыч можа и запойный, но совесть у него имеется и дело свое он знает.
— Прапорщик Силорчук разминировал полосу рано утром. Так что покиньте территорию!
— Обманул, значит, Адик.
— Да- да, чеши отсюда, мамзель, подобру- поздорову.
И что мне оставалось делать? Бродить по улицам до сумерек…
Глава 16 Кладбище надежд
Противная боль мечется внутри головы, в поиске выхода стучится в виски, а Константин, напротив, довольный тарахтит о своем.
— Что- то ты не в духе, работа достала?
— Жизнь достала.
— Ты это брось, сеструха. Ты ж молодая, красивая, чем тебе твоя жизнь не угодила?