Трудно представить, кого могло занести в эти места, да еще в такую рань. Кроме меня и моих партнеров по деловым переговорам. И когда темно-синий «Форд» остановился в ста метрах от моей «Оки», я понял, что дождался.
Было так тихо, что стук закрываемых дверей машины прозвучал хлопком в ладоши у меня над ухом. Двое вьетнамцев миновали линию тополей и вступили на серую территорию пляжа.
Один был одет в длинное черное пальто, второй – в светло-коричневую кожаную куртку. Этот второй и нес небольшую сумку. Я надеялся, что там драгоценности Маргариты Сергеевны, а не автомат «узи».
Я нащупал пистолет в правом кармане и пачку денег в левом. Что-то – одно из двух – должно было мне сейчас пригодиться. Я вынул руку – конечно, левую – из кармана и приветственно помахал ею. Вьетнамцы остановились и стали совещаться. Я терпеливо ждал.
Наконец они закончили распределение ролей. Парень в пальто зашагал в мою сторону, а его приятель остался метрах в шестидесяти от меня, обняв обеими руками свою драгоценную сумку.
Парень в пальто был ростом повыше своего напарника и чуть поинтеллигентнее на вид. Если это слово можно отнести к человеку, грабящему женщин в туалетах супермаркетов. Иначе говоря, его лицо внушало больше симпатий, если бы я случайно увидел его на улице. Сейчас же ни о каких симпатиях речи быть не могло. Это был человек, способный на многое. И мое личное здоровье зависело от того, сумею ли я правильно оценить вьетнамца в длинном черном пальто, аккуратно постриженного и причесанного на пробор.
Вьетнамец остановился в пяти шагах. Я положил указательный палец правой руки на курок.
– Это ты приготовил для нас шесть тысяч «зеленых»? – весело и неправдоподобно спокойно спросил он. Парень говорил по-русски без акцента. Гораздо лучше Хонга. И даже лучше Старого Ли. Я подумал, что это, должно быть, «гастролер». Приехал пощипать провинцию.
– Шесть штук у меня, – ответил я, щурясь: мне стоило большого труда наблюдать сразу за двумя вьетнамцами. – А ты принес то, что должен?
– Конечно, – парень, не оборачиваясь, ткнул пальцем назад, в своего приятеля. – Вон в той сумке.
– Хорошо, – сказал я. – Давай все спокойно посмотрим. Я – побрякушки. Ты – деньги, согласен?
– А зачем же я тут? – рассмеялся парень. Он резким движением сунул руки в карманы пальто, и я мгновенно вспотел. Но обошлось. – Давай свои бабки, – сказал парень.
Я вытащил из плаща пачку долларов и показал ее вьетнамцу.
– Вот они, – сказал я. – Где ваш товар? Я тоже хочу посмотреть.
– Посмотришь, – пообещал парень. – Сейчас принесу...
И он пошел к напарнику. Я удивился, почему ему надо было обязательно возвращаться самому, ведь можно было просто подозвать парня в куртке. Я смотрел в спину, обтянутую черной тканью, и все еще держал в левой руке пачку долларов. И я все еще надеялся, что мы разойдемся по-хорошему...
Это случилось, когда вьетнамец в пальто уже почти подошел к своему приятелю. Между нами было почти шестьдесят метров. Я видел выражение их лиц. Особенно хорошо я запомнил лицо того парня в пальто, с которым только что разговаривал.
На его лице было удивление. Он не понял, что случилось. Он резко дернул головой, поворачиваясь на звук выстрела. Второй, в куртке, уронил сумку на песок и вскинул пистолет, целясь в меня...
Я не знаю, каким было выражение моего лица в те секунды – удивленным, испуганным, злым. Я понял лишь, что слышу звук выстрела. Остальные мои действия были совершенно инстинктивными: я бросил деньги на песок и упал на левый бок, одновременно нажимая на курок и стреляя сквозь подкладку плаща.
Это был хороший плащ. Дыра получилась солидная.
14
Мне нравится, когда сцены перестрелок в кино снимаются «рапидом». Это еще называют «замедленная съемка», хотя на самом деле это убыстренная съемка, когда на фиксацию движений тратится большее количество кадров.
И поэтому, когда видишь «рапидную» перестрелку, можно все подробно рассмотреть – кто в кого и на какой секунде засадил из «беретты» или «Калашникова». А если еще и со стереозвуком – так просто идеальное зрелище.