– И как? – прошептала она. – Как это случилось?
– Юра приехал туда, на пляж, – сказал я. – На место встречи...
– Я поняла. Я все поняла. Эти мои ночные мысли – они были предчувствием. Он узнал у меня, когда и где будет встреча... И поехал, чтобы помочь вам. Чтобы подстраховать вас. Он хотел, чтобы его считали настоящим мужчиной... Боже! Он ведь был совсем как ребенок! И конечно же, раз даже вы, Костя, не смогли спастись от пули, то Юра... Он был обречен на смерть. Боже... Боже...
Я перестал рассматривать ковер на полу и взглянул в ее бледное лицо. Глаза были прикрыты, по щекам текли слезы, смешанные с тушью, оставляющие на коже темные траурные полоски.
– Он так любил меня, что готов был рискнуть своей жизнью, – прошептала она. – И он не знал, глупый, что его собственная жизнь дороже для меня всех бриллиантов и всего золота... Он не знал, но я знаю! Хотя – слишком поздно!
Маргарита Сергеевна уже заплакала навзрыд. В комнату вбежала встревоженная домработница и тут же кинулась на кухню, чтобы принести стакан воды и успокоительное.
Я смотрел на двух женщин, одна из которых утешала другую, а в голове у меня крутилась заевшая виниловая пластинка с убийственной в своей простоте песней: «Ваш Юра поехал на пляж не для того, чтобы помочь мне вернуть ваши драгоценности. Он поехал, чтобы прикарманить их. И убить меня. И ваша любовь была дорогой с односторонним движением. Вы дарили ему все, он вам – пожалуй, что ничего». И все сначала: «Ваш Юра поехал на пляж не для того, чтобы помочь мне...»
Я так хотел ей сказать, что умерший не стоит и сотой доли пролитых слез. И я с такой же силой отвергал мысль о том, чтобы причинить этой женщине новую боль. Боль, которая будет страшнее прежней.
Маргарита Сергеевна в конце концов почувствовала, что в моем молчании есть что-то неестественное.
– Костя, – внезапно посмотрела она на меня, – скажите. Скажите, что вам тоже его жалко! Не стесняйтесь проявить чувства! Ну! Скажите!
Проще было признаться, что я сам лично организовал кражу драгоценностей в супермаркете и сам же застрелил Юру. Я молчал, она ждала, и я не знал, чем кончится это ожидание...
Но тут приехал хирург, вколол мне обезболивающее, и я наконец-то выключился из этого проклятого мира. Хотя бы на пару часов.
Я так и не соврал этой женщине. Хотя и всей правды тоже не сказал. Кто знает, что из двух хуже? Я не знаю.
22
Маргарита Сергеевна настаивала на том, чтобы до полного выздоровления я отлеживался у нее дома, но я отказался. Кое-какие мои дела оставались нерешенными, и решать их следовало как можно быстрее.
Я ушел из этого дома ранним утром. Домработница еще раньше отправилась в поход по магазинам, а Маргарита Сергеевна... Она организовывала похороны Юры и растворилась в хлопотах без остатка. Я не видел ее после того, как врач подлатал мои раны. Я не видел ее и позже. Да оно и к лучшему. Я чувствовал себя достаточно здоровым, чтобы покинуть ее дом, но я не чувствовал себя здоровым настолько, чтобы встретиться с ней самой. Чтобы слушать ее вопросы, на которые я никогда не смогу ответить.
Денег у меня не было, и домой я сначала направился пешком, но потом понял, что сделать это будет трудновато. Боль в плече не была острой, но она была постоянной. Я быстро к ней привык, как привыкаешь к безостановочной болтовне из радиоприемника на кухне. Так это было, пока я лежал в постели. Но на улице, возможно из-за холодного воздуха, я почувствовал себя хуже. И сел в рейсовый автобус, надеясь, что мой путь разойдется с путями билетных контролеров. Так оно и случилось. И я счел это хорошим предзнаменованием. Пусть маленьким, но везением.
Еще сутки я провалялся дома. Но тянуть дольше было нельзя. И в четверг около полудня я отправился в центр Города.
Я подловил Старого Ли в тот момент, когда он спускался по ступеням мэрии. Улыбающийся, респектабельный, довольный собой и окружающими. Он был одет в легкое светло-коричневое пальто. Я вышел из-за киоска «Роспечати» и коснулся его спины между лопатками. Ткань пальто была мягкой и, вероятно, очень дорогой. Старый Ли повел себя как человек опытный: он моментально перестал шевелиться.
– Привет, – прошептал я, склонившись к его уху. – Тебе покажется странным, но это я.
– Не может быть, – спокойно сказал Ли. – Надо же. Вот уж кого не ожидал встретить...
Остальные члены делегации вьетнамского землячества находились метрах в пяти от нас. Когда они стали подозрительно поглядывать в нашу сторону, я сказал:
– Помаши ручкой своим землякам. Скажи, что тебе нужно задержаться. Что у тебя есть дела.