Ян Вайсс
Никто вас не звал
Наконец-то я добрался до деревянной будки. Стены её как бы вросли в землю, с одной стороны — вход, с противоположной — окошко. Я постучал по листу ребристой жести, которым был загорожен вход. Так обычно гости оповещают о своём приходе, но здесь вместо дверей зияла дыра.
— Кто это? — послышался неприветливый голос.
— Доктор Ружичка, — представился я. — Можно к вам на минутку?
— А в чем дело? — ворчливо спросил человек в будке.
— Я хочу вас осмотреть. Как вы себя чувствуете?
— Не жалуюсь. Все в порядке. Здоров как бык.
— Но вы хоть выгляните, чтобы я мог вас послушать. Или давайте я войду.
— Идите своей дорогой и оставьте меня в покое!
— Из этого ничего не получится. Меня привёл сюда мой долг. Я обязан вас осмотреть.
— А я протестую против насилия! Где ваша хвалёная свобода слова и действий? И вы ещё утверждаете, что каждый пользуется ею как воздухом?
— Да, но такое понимание свободы предполагает определённую степень сознательности….
— Наши предки протестовали против насилия, объявляя голодовки в тюрьмах. Теперь иное время, и я в знак протеста объявляю забастовку молчания!
— Послушайте, пан Сильвестр! Общество уважает ваше решение вернуться назад к природе. Вы можете наслаждаться всеми благами цивилизации, но вам хочется спать на рогожах — это ваше дело! Вы отказываетесь от всего, что даёт обществу культура, — как от духовных, так и от материальных благ — пожалуйста. Но все же и вы должны уважать определённые законы, если не общественные, то хотя бы присущие человеческой природе. Ведь вы и в этом ските должны оставаться человеком. Вы слышите меня?
Молчание. Из будки не доносится ни звука. Сильвестр начал свою забастовку.
— Я заверяю вас, пан Сильвестр, что с уважением отношусь к вашему решению жить в бедности и скрыться от общества, чтобы предаться размышлениям, как древние философы. Но ведь я новый гигиенист в вашем районе и должен заботиться наряду со всеми и о вас. Вы слышите меня?
Снова тишина.
«Ну ладно, — подумал я, — не хочешь по-хорошему — пеняй на себя».
— У меня больше нет времени, дорогой пан Сильвестр, — сказал я громко,
— я ухожу, но завтра снова вернусь. Надеюсь, к этому времени вы поумнеете.
Стараясь побольше шуметь, я пошёл прочь, но за ближайшим кустом присел и стал внимательно наблюдать за будкой.
Минут пятнадцать спустя из дыры высунулась голова с густой шевелюрой и жёсткой щетиной на щеках. Голова осторожно огляделась по сторонам, и вскоре из будки вылез Сильвестр. На нем болтались штаны — когда-то они, по-видимому, были белыми — и чёрный свитер, который собрал всю окружающую грязь. Сильвестр приподнялся, поддерживая штаны. Согнувшись, он пробежал несколько шагов по склону и нырнул в густую чащу из веток малинника и ежевики, переплетённых между собой. Его никто не мог увидеть, но и он никого не видел. Я воспользовался этим и влез в будку. На полу была постлана солома, прикрытая дырявым одеялом.
Через пару минут притащился и Сильвестр. Увидев меня, он крепко выругался. Встать во весь рост там было невозможно, поэтому он опустился на колени рядом со мной:
— А ты, проклятая гиена-гигиена! Ты что лезешь в мой дом? Кто тебя сюда звал?
Я огляделся. На косых стенах не было даже гвоздя, не то что картины. Лишь заступ со сломанной ручкой стоял в углу.
— Вы боитесь, что я стащу у вас драгоценности? Ну правда, что вы здесь делаете? Вы возненавидели весь мир? Вас кто-то обидел?
— Вы мне надоели! Убирайтесь! Я хочу остаться один!
— Вы можете оставаться в одиночестве, — начал я назидательно, — но не должны возбуждать недовольство. Мой вам совет — вернитесь к людям, станьте опять человеком. Покажите-ка ваши ноги — между пальцами впору сажать горох!
Он поджал под себя обе ноги и промолчал. Я смягчил тон:
— Я предлагаю вам переселиться в одну из стоящих на отшибе маленьких вилл. Там тишина — как в лесу под снегом. Если вы не выносите мебели, можете её выкинуть или изрубить, как вам заблагорассудится. В двух шагах от дома журчит ручей — он может заменить ванну или душ. У вас будет мыло и жёсткая мочалка, чтобы как следует отмыться, и, конечно, зубная щётка! И паста, которая пахнет травами. Я сделаю из вас другого человека!
— Ну что вы надо мной издеваетесь, — вдруг сказал Сильвестр. — Я живу здесь уже тысячу лет, у меня свои права и обязанности, так почему же вы не оставите меня в покое? Ведь я никому не мешаю, провожу дни, словно трудолюбивый жук. Я не блещу красотой, но приношу пользу. Для чего мне нужна ваша зубная паста — разве чтобы зубы испачкать? Если бы я мог дать вам совет, то сказал бы: «Бросьте вы всю эту вашу возню и идите сюда ко мне. Постройте хорошую будочку рядом с моей и плюньте на все…»
Я не лгу — этот человек действительно стал уговаривать меня, чтобы я последовал за ним! Чтобы рафинированный космовек я променял бы на робинзонаду, которая представляет собой не просто примитивное существование, но, видите ли, напряжённую борьбу извечной человеческой мудрости и хитрости со стихиями. Меня — гигиениста! — старался распропагандировать этот новоявленный Диоген с его философией грязных ног! Достаточно было всего лишь нескольких тезисов, чтобы разрубить его убеждения пополам, как червя, эти две половинки — ещё пополам и так далее, но все было напрасно. Каждая часть жила своей жизнью, изворачивалась, утверждала свой примитивизм, насмехалась над цивилизацией.
— Вы представляете уже не род человеческий, а племя отвратительных всезнаек. Вы создали на своей планете какой-то чудовищный автоматический рай. Вы отдалились от природы, подчинили её себе, заставили её работать на износ, до самоуничтожения, вы изломали, изнасиловали её своими открытиями. Когда вам и этого стало мало, вы выдумали в своих лабораториях новую природу, искусственную, химическую, машинную, вопреки целям и воле самой природы. Её должна окружать тайна, ибо далёким будущим векам грозит всемогущий человек — сфинкс, голем, чей мозг и руки создадут вещи ещё более страшные, ведь эти руки уже не будут принадлежать человеку…