- Выходи, Наташенька. Ты заставляешь меня идти на крайности.
В его руке сверкнул нож - большой, охотничий с зазубренным лезвием. Он повел острием плавно вверх, прилаживая заостренный кончик к впадине под ухом Роба.
- Стой! Нет! Как мне выйти скажи? Я выйду, сейчас же. Только скажи как?
Хлопнула ладошками в никак не открывающуюся дверь.
- Ты должна успокоиться и не видеть во мне угрозы – дверь откроется сама.
Он вообще слышит себя? Стоит с ножом, приложенным к горлу моего друга, и ожидает, что я успокоюсь?
- Я знаю, что это сложно, но ты ведь сильная девочка, правда? Ты сможешь, если захочешь. А ты ведь хочешь?
Он нажал сильнее острым кончиком на кожу, выпуская капельку крови.
- Нет. Остановись! Я постараюсь. Только дай мне немного времени.
- А вот как раз с этим, крошка, у нас проблема. Времени нет. Так, что если ты дорожишь жизнью Руба, открывай эту чертову дверь!
Сердце колотило как бешенное, руки дрожали, и я не знала, как с этим справиться. Подумать о чем-то хорошем, о чем-то приятном и милом. Я закрываю глаза, а перед ними стоит измученный Руб с приложенным к горлу ножом. И кровь – всюду кровь.
Щелчок открывшейся дверцы портала отвлек. Я открыла полные слез глаза, в них загорелась надежда. Сердце застучало с удвоенной силой. Только бы это был Глеб. Я молилась о его возвращении - он единственная надежда на спасение Руба. Увидеть пришедшего, не было ни какой возможности. Тяжелые шаги по ковру и чужой запах развеяли призрачную надежду на спасение. Это был не он.
- Никита, времени совсем не осталось.
- Закрой рот! Сам знаю.
Несколько фраз брошенных собеседнику и он опять смотрит на меня.
- Ну же, милая, жизнь Руба в твоих руках.
Он провел кончиком ножа несколько сантиметров по бледной коже Руба. Совсем без приложения усилий – такое ощущение, что это было не касание - просто имитация – не касаясь кожи. Но все сомнения развеяла тонкая полоска крови, выступившая на месте недавнего прикосновения ножа.
Руб застонал, но отбиваться у него сил не было.
- Нет!
- Не медли девочка моя. Руб может не дожить, до того как ты решишься открыть эту чертову дверь.
Его голос срывался. Начиная фразу фальшиво нежным тоном - заканчивал ее криком. Я безумно боюсь этого сумасшедшего, но, тем не менее, пыталась успокоиться. Это был единственный шанс остаться Рубу в живых.
Прижавшись к прозрачной двери лбом и руками, не могла отвести заплаканных глаз от этих двух мужчин напротив.
- От этого дерьма никакой пользы.
Одно легкое движение рукой и фонтан крови брызжет мне в глаза. Я автоматически отшатываюсь, отворачиваюсь, но горячие капли так и не касаются моей кожи. Они стекают по прозрачной двери, окрашивая ее в багровые разводы.
- Нет! Нет! Нет!
Удары кулаками стекло, крик, вой. Сердце разрывается на части. Кулаки содраны в кровь, ногти сорваны, а я все барабаню в эту долбанную дверь. За красными разводами и льющимися с глаз слезами почти ничего не видно. А я не закрывая глаз, всматриваюсь в одну точку – в то место где должны быть глаза Руба. Он даже не сопротивлялся, не отбивался – у него не было сил, просто медленно закрыл глаза.
Никита отбросил его тело, как ненужный балласт, а я сама за дверью опустилась на колени, не прекращая попыток разбить эту гребаную дверь. Он лежал там - за дверью, в каких то, пол метра от меня, умирал ужасной смертью, а я не могла отсюда вырваться и хоть как-то помочь. Он пожертвовал собой, чтобы предупредить, но было поздно. Сам погиб, спасая меня.
- Он с минуты на минуту вернется в наш мир. Если заблокирует дом, ты останешься здесь как в клетке. Ждать больше нельзя.
Чужой голос отвлек мое внимание от лежащего на полу Руба. Никита его не слушал. Он смотрел на меня нежным взглядом и ласковым голосом продолжал уговаривать.
- Наташенька, пойдем со мной.
Опустился на колени напротив меня, коснулся стекла, измазанного в крови, и стал гладить его руками в попытке прикоснуться ко мне. Только что эти руки безжалостно перерезали горло моему другу. Кричать я больше не могла. Закрыв рот руками, вся сжавшись, оттолкнулась от двери, глотая ручьем текущие с глаз слезы.
- Никита, у нас нет времени! Вернемся за ней в другой раз!
Не видимый мне мужчина уже орал, сам удаляясь в сторону кабинки портала.
- Наташенька, любимая, выходи. Я не могу без тебя, слышишь. Я люблю тебя. Пойдем со мной, малыш.
Ненавижу его! Ненавижу! Как эта мразь смеет мне признаваться в любви? Он мне противен. Хочу убить - разорвать его собственными руками.
От него воняло страхом. Невероятная вонь - смесь фекалий и гниющей плоти. В то, что это был страх потерять меня - не верила.
Не могла ничего говорить. Просто махала головой в разные стороны и рыдала. Кусала губы от безысходности и невозможности ничего изменить.
Он монстр. Последние полгода я была с ним рядом, оставалась наедине. Я доверяла ему! Как можно быть таким холоднокровным убийцей? У меня перед глазами стояло полное боли и ужаса лицо Руба. Я старалась не смотреть на его тело, лежащее на полу, но размазанные следы крови на прозрачной двери не давали о нем забыть.
Забыть? Да я до последнего вздоха не смогу забыть этого ужаса.
Глава 17
* * *
Он до хруста в костях сжимал кулаки. Ярость, кипевшая внутри, заставляя сжимать челюсти с невероятной силой.
Как они посмели провернуть за его спиной подобное?
На голограмме Наташа подавала руку Никите, идя с радостью в его объятья. Она ему улыбалась. Его пара кому-то улыбалась – не ему! Глеб с силой врезал кулаком в призрачного соперника впереди себя. Кулак прошел сквозь дымчатое изображение и влетел в стену напротив. Стена задрожала. Кожа на костяшках пальцев стерлась до крови. Но эта боль была ничем, по сравнению с той, что разрывала сердце.
Инстинкт собственника требовал уничтожить соперника – размазать по стене, изувечить, разорвать в клочья. Истребить даже память о нем.
А ее - ее наказать. За предательство, заговор за спиной. Наказывать сильно, долго, глубоко. Отпечататься в ней. Глубоко, на самом сердце поставить клеймо. Чтобы была только его. Ним жила, дышала, и ни о ком другом даже думать несмела.
Блок на доме был взломан, скорее всего, Руб постарался, допуск имел только он. И если бы он уже не был мертв, Глеб своими руками задушил бы этого предателя. Сразу по прибытию в свой мир он поставил дом на блок. Сам же вернуться сиюминутно не мог – правитель требовал отчета о проделанной работе.
Глеб хорошо знал, кому именно нужен его отчет, а вернее просто задержать на определенное время, чтобы этот сосунок успел смыться в иной мир. В последнее время правитель стал слишком подвластен мнению Виргана. И это Глеба совсем не радовало.
Дверца портала открылась, и в нос ударил резкий запах крови и смерти. Следы в самой кабинке отсутствовали, она убиралась автоматически, дом же был по-прежнему весь в крови. Он не хотел включать автоматическую уборку – хотел увидеть все своими глазами. Учуять запах и идти по следу этого.
Того кто звал этого сосунка быстрее возвращаться он не смог разглядеть – за маской не были видны даже глаза. Но вот запах, учуять его можно было только здесь, находясь на этом же месте, а не через голограмму.
Глеб вдыхал, глубоко медленно, улавливая тонкие нотки. Расщепляя запах на оттенки присущие каждому из людей побывавших не так давно здесь. Отлаживал их в памяти и хранил как улики, создавая свою собственную базу данных.
Среди всех этих ароматов он уловил какой-то чужой – специфический, не присущий их миру. Запах похоти с нотками гари и копоти, то, что он когда-то очень давно уже слышал. Этот запах был едва уловимым. Его обладателя здесь не было, он передался с кем-то другим. И был не ярким – всего лишь шлейф. Едва уловимый оттенок. Но и этого было достаточно, чтобы Глеб вспомнил его обладателя.