Ор стоял на все село, слышно было от края до края, и Санька уяснил сразу непреложную истину: нужно было пасти кормилиц там, где они могли быть сытыми вволю.
Петр теперь был переведен скотником и вместо него за главного пастуха должен стать Никудышный. Евсеич со следующего сезона уходил на отдых. А пока Никудышный, хоть и был назначен главным пастухом, должен был во всем слушаться старого Евсеича.
Евсеич на другой день, обруганный и обиженный, пригнав стадо в нужное место, прилег в кустиках и молчал. То ли спал, то ли просто сердился на неповинного новичка. К обеду сменил гнев на милость, пригласил парня поесть. Они развернули свои узелки и выложили все вместе на старую тряпицу, которая служила Евсеечу в качестве скатерти уже много лет.
Их обед состоял из молока в бутылке каждому, хлеба полбуханки, сала шматок, лука зеленого и оладьев, напеченных его старухой. Было еще по два вареных яйца, но это на полдник. День у них длинный, работа с пяти утра до восьми часов вечера. В обед даже коровы, утомленные щипанием травы, головой в наклон, лежали, жевали жвачку. Сейчас они были смирные, просто любо было на них смотреть. Но, когда начинали пастись, две из них Жиголо и Обезьяна, получившие такие прозвища за своенравное поведение, не давали житья. Они неслись неизвестно куда, многие буренки тянулись за ними. Не дай Бог потеряться какой-нибудь, со света сживут хозяева пастуха. Вот и носился за ними Саня весь день, чтобы сами не ушли и других не увели.
Евсеич был рад помощнику. Теперь его старые ноги в покое находятся от рогатых негодниц. Единственно, чего они боялись, это кнута Евсеича, который он применял в качестве наказания бегающим рогатым безобразницам. К вечеру Саня не чуял под собою ног. Еле тащился по селу. И когда пригонял к дому последнюю коровку, шел домой как семидесятилетний старик. Частных коров было шестьдесят голов и сотня совхозных. За них раньше отвечал Петр, а теперь все они полагались директором на ответственность Никудышнему.
За совхозных полагалась зарплата, маленькая, но денежная, можно было что-нибудь купить для себя. Пока зарплату забирал Евсееч, а Саня стеснялся сказать ему о том, что им полагается разделить ее пополам. За частных коров по установленному графику пастуху полагалось дежурному двору выдать за день десяток яиц, два литра молока, полкило сала, буханку хлеба и десять рублей денег. Хозяевам это обходилось в денежном выражении десять рублей за два месяца, а пастухам, всего шестьсот рублей на двоих. Здорово не разгуляешься.
Очень скоро, бегая за непослушными коровами по лесу, Санька докатился до того, что у куртки протерлись рукава и лацканы, брюки пузырились на коленках и появлялись просветы на ткани, он стал он похож на взъерошенного воробья, потрепанного своими сородичами.
Прошел месяц, а денег Саня не получил и Степанида пошла наводить порядок. Что и как она говорила Евсеичу, но с собой она принесла триста рублей от частников и столько же за государственных буренок. Назавтра она пошла утром с Саней по хозяевам и пока он собирал коров в стадо, Степанида решила все экономические вопросы. Повысила ставку оплаты за голову до двадцати рублей и наказала строго настрого отдавать половину ее подопечному. Так как удои у коровушек повысились, никто не перечил о повышении ставки. Саня стал получать свою мизерную оплату. Все до копейки он отдавал хозяйке вместе с полученными продуктами. Жизнь у них ему нравилась, никто не ругал, не клял, кормили наравне с собой, по субботам ходил в баню с чистым бельем. А однажды Степанида достала из шкафа костюм с рубашкой и подала его Сане.
— На, носи. Сына моего был. Он училище авиационное закончил. Призвали его куда-то на секретную службу. Даже писем не пишет. Жена его Галина носа не кажет. Как приехала после свадьбы один раз, так на этом и закончила с нами родство. Денис написал, что она ждет ребенка. А сама она не считает нужным сообщить нам об этом. Образованная, а мы кто, лапотные крестьяне. Всю жизнь в навозе возимся.
Костюм пришелся Сане в пору. Совсем другой коленкор. И плечи пошире стали и горбиться перестал.