— Нам бы квартиру с питанием найти.
— Можно, — ответил Прохватилов. — Сейчас каждый рад будет вас принять. Работы нет, деньги нужны.
— Посоветуйте.
— Тут недавно женщину убили одну, Федосью, так к ней сестра приехала, точная копия убитой. Поначалу наших баб в смерть перепугала. Но она вряд ли справится с питанием. Есть у нас дом фельдшера местного Анны Федоровны, вот если там согласятся, будет замечательно.
— Попробуем договориться.
Подъехали к дому Сидора Никитовича. Дома он был один. Поздоровались. Рассказали о цели приезда.
— Ну что ж, господа хорошие, — сказал им хозяин. — Места у нас много, а в хорошем деле помочь надо. Проходите. У нас свободных комнат целых две имеется.
Уютный дом, скромно, но с любовью обставленный. И комнаты спартанские, но чистые и светлые.
— Сколько мы вам должны платить за питание? — спросил Алексей.
— Обижаешь, человек московский, а селян обижаешь. У нас все свое. Кроме хлеба и сахара.
— Так неудобно, — прояснил договорные отношения Алексей. — Мы не на один день и не хотим стеснять вас затратами. Кроме того за постой заплатим, нам ведь командировочные дают.
— Наслышаны мы про ваши командировочные и зарплаты тоже. Ладно, вы я вижу на своем настаивать будете. Вот вам мое слово окончательное: полтинник за харчи и постой. Все. Никаких споров. С обоих носов — один полтинник. Идет?
— Что с вами делать, Сидор Никитович, чего доброго вовсе от дома откажете, если не согласимся?
— А то как? Конечно. Порядок есть порядок. Проходите, скоро обедать будем.
— Мы еще не проголодались. Пока по делам съездим, посмотрим, прикинем на месте, что и как.
— Была бы честь предложена, а от убытка Бог избавь, — в шутку процитировал хозяин и пошел проводить их до машины.
Первым делом осмотрели местность, где были найдены страшные захоронения. Выходило, что доставка их к месту упокоения вечного, явно проходила по реке.
Близко у берега, правого, один стиль ямы и мешки одного происхождения. Прошлись по тропам у берега. Множество мест от костерков, становищ было здесь в Демьяново.
— Река тут глубже и у берега берег пологий, нет крутизны, можно купаться, рыбачить. Лодку только метрах в ста пятидесяти причалить можно. Зато для детворы — здесь рай, пояснил, Юра.
Осмотрели местное кладбище. На нем Алексей хотел увидеть могилу убитой женщины Федосьи.
В основном белели кресты, лишь несколько простеньких памятников находились на самом печальном месте села — кладбище.
У одной из могил следователи заметили двух человек. В одном они узнали Прохватилова, уже знакомого им, а другой была женщина. Они сами подошли к машине, остановившейся возле так называемых ворот кладбища.
— Елизавета, — представилась женщина.
— Алексей, — протянув ей руку, — ответил полковник.
Он не поверил своим глазам: это была женщина с фотографии его отца и Ведиева. Женщине было лет за пятьдесят, она выглядела моложаво, смотрела за своей внешностью и была довольно эффектной.
— Юрий, — представился капитан.
Она кивнула в сторону оставленного холмика и печально сказала:
— Там похоронена моя сестра. Ее убили.
— Слышали об этой неприятной истории, — глядя ей в глаза, сказал капитан.
— Вы сюда надолго? — спросила их женщина.
— Как дело пойдет.
— Надеетесь поймать маньяка?
— С вашей помощью.
— Я плохой ловец людей, убивающих других.
— Вы ничего не можете сказать нового по делу убийства вашей сестры?
— Нет, — покачала головой Елизавета.
Они сели и уехали дальше, оставив женщину в обществе Прохватилова.
— Что это? Любовь? Дела?
— Поживем — увидим. Нужно нам с тобою как можно быстрее с хозяином и хорошими людьми поговорить, которые что-либо знают, да молчат.
— С лесником познакомиться не мешало бы?
— Так с ходу?
— Хочешь повременить?
— Сначала мнение других о нем послушать. Все-таки он живет у реки, в лесу, на отшибе, и какие дела здесь творятся, он не может не знать.
— Хорошо.
Приехали домой часов в восемь вечера. Сидор Никитович, встречая их у ворот шутливо сказал:
— А мы тут уже все жданики съели.
— А вот и не все, — раздался детский голосок.
На крыльце появилась девочка, при розовом закате дня казавшаяся чудесным видением, сказкой, потому что в жизни не могло существовать столь прекрасного создания. Ее золотые волосы шевелил ветерок и она капризно правым пальчиком накручивала локон у виска, раскручивала его и снова начинала то же. Ее стройненькие ножки из-под короткого платья выглядели идеальными. Алые губки, бровки, очерченные дугой, удивленно поднятые, чуть не свели Алексея с ума. Он даже зажмурился. Перед им стоял минитюрный портрет его жены Ляли, только детский, словно списанный с самой далекой московской красавицы.