— Вам бы нужно было все-таки найти тех, кто голодный в деревне подвалы громит, — произнес он неожиданно.
— Есть предположение? — спросил Алексей.
— Думаю, да. Это не местные жители, если сбежавшие из колонии или армии, то не стали бы здесь засиживаться. Место заметное, еды мало. Станция далеко, по реке заметно будет убегать.
— Правильно мыслишь, Денис, — сказал Юра.
— Кто-то здесь тайну большую знает и может не одну, — снова продолжил Денис.
— Почему ты решил так? — спросил его Алексей.
— Федосью убили. За что? Воровать там нечего было. А прибытие ее двойника сестры в глухую умирающую деревню — основание для тайны.
— А что ты думаешь по поводу людей, которых скелетами находят?
— Думаю, здесь действует маньяк. Он хорошо окопался, более трех лет преступника никто не может найти. Значит — хитроумный и жестокий нелюдь живет где-то рядом. Не там, где станции, туда он выходит на ловлю, а здесь в глубинке под личиной благополучного человека.
— Есть предположения?
— Я не вижусь с людьми, но слышу разговоры. И мне не нравятся три человека. Прохватилов, скользкий и явно заинтересованный жить здесь, даже при развалившейся деревне. К чему, я думаю он приложил руку. Елизавета, чужачка, в развалюхе сестры живет, в неблагоустроенном доме, а сама в золоте ходит. Что ей тут делать? Могилу сестры стеречь? И деревню разваливают не просто так, им надо, чтобы людей как можно меньше здесь оставалось.
— И третий подозреваемый — лесник. Живет на широкую ногу. Мужиков подкармливает мясом. Для чего? Почему он хочет быть в курсе всех сплетен, исходящих из застолья, когда мужики к нему приходят.
Алексей слушал этот правильный ход мыслей и соглашался, но молча, с Денисом.
— Ты в разведке служил?
— Да. А как вы угадали?
— Логично мыслишь.
Саня все слушал и молчал. Ему очень хотелось рассказать об услышанном разговоре в лесу Прохватилова, Елизаветы и еще кого-то, но он не совсем был уверен в новых людях и деликатно отмалчивался.
Вечер был тихим и ласковым. Для семьи Александра он стал целым событием. Даже Денис разговорился и повеселел. Когда гости ушли, Саня спросил у него мнение о гостях.
— Правильные люди, особенно полковник и бондарь. Я бы с такими в разведку пошел.
— А Юра?
— Тоже нормальный парень. Просто он еще салага по сравнению с ними.
— Но если только это, то дело поправимо.
И Саня внезапно рассказал свою тайну Денису. Денис подумал, помолчал и сказал:
— Можешь поговорить с полковником один на один.
— Думаешь надо?
— Думаю да? Здесь явно серьезная тайна, но не связанная с похищением людей.
Вечером на крылечке у Сидора Никитивича сидели, курили и думали, вернувшиеся из гостей постояльцы.
— Как мнение о Сане, Никудышнем, как его до сих пор некоторые величают? Парень стеснительный, а его в недоумки записали в детдоме.
— Самое лучшее. Прекрасный человек.
— Только судьба у него тяжелая.
— Где его родители?
— Отца не было. Мать прижила его с одним приезжим на уборку урожая механизатором, а потом пить начала и парень попал в детдом. От пьянки и померла. Вернулся парень из детдома, матери нет, избушка развалилась. Так и попал в дом к Степаниде. Сама она умерла, а ему наследство оставила. Внука малолетнего и сына инвалида. Сами видели, как он к ним относится.
— Видно человеческого тепла мало в жизни видел вот и отдает себя всего другим.
— Уникальный человек. Надо ему помочь. Денису протезы заказать и коляску настоящую сделать.
— Думаете, кто-то захочет помочь?
— Но пробовать надо. Вдруг.
На этом они свой диалог и остановили.
— А Аленка спит? — спросил Алексей.
— Давно, уже седьмой сон видит.
— А вот и нет. Я не сплю. Меня мама не пускает к вам на крылечко, а я хочу послушать про Москву.
— Ладно уж иди, — послышался голос Анны, — только пожелать всем спокойной ночи.
Маленькие ножки прошлепали через комнату и в полной красе с распущенными волосами, на крыльце появилась Аленка.
Она поцеловала дедушку, потом Юру, сидящего рядом с ним и уже последнего, Алексея чмокнула розовыми губками в щеку, погладила его и сказала:
— Завтра про Москву расскажешь?
— Обязательно.
— Смотри, не приди поздно, а то меня опять заложат спать.
— Хорошо, — ответил Алексей этому маленькому чуду.
Как она ухитрилась зацепить его сердце жалостью и любовью к ней, для него было тайной. Он постоянно видел ее перед глазами. Ложась спать и вставая утром, пока дела еще не захватили хода его мыслей, а услужливая память подсовывала ему образ маленькой прелестницы, желанной дочери, которой у него не было.