В доме было темно и тихо. Линдси включила свет в коридоре, прежде чем пройти в гостиную. Она села на диван и попыталась взять себя в руки. За окном были видны проблески бледного света в ночном небе, и она уставилась на них. Ее руки были липкими, и она чувствовала, как ее сердце бьется так сильно, что ей казалось, оно вот-вот вырвется из груди.
Затем Линдси пришла в голову самая неприятная мысль из всех, и она похолодела. Если чудовище не было настоящим, то, возможно, убийство папы тоже было у нее в голове. Он все еще мог быть там, наверху, в своей спальне, грызя свой жир. Папа был достаточно тучен, чтобы месяцами обходиться без нормальной пищи.
Потребность узнать, не сошла ли она с ума, перевесила страх. К тому времени, как она добралась до лестничной площадки, ее окутало знакомое зловоние грязи, смешанное с гниением. Папина спальня находилась в конце длинного коридора. Линдси не была наверху с тех пор, как в последний раз закрывала папину дверь полгода назад. Она предпочитала пользоваться душем и туалетом на первом этаже. Она перенесла свою одежду и вещи в гостиную и спала там. Сон никогда не был спокойным, и сны всегда были о папе. Лоб Линдси покрылся испариной, а в животе все сжалось. Она набрала полную грудь зловонного воздуха и, задержав его, дернула дверную ручку. Деревянная дверь со скрипом открылась на проржавевших петлях, и ее кожа покрылась мурашками, когда она вошла.
Толстый слой пыли покрывал комнату. Он устилал половицы и покрывал мебель, как густой снег. Частицы пыли заполнили воздух. Линдси зашипела и зажала рот и нос рукой, в ответ на прогорклый смог гниения.
Испытание ее рассудка лежало на земле. Папа был похож на сдутый гигантский медицинский шар, пронзенный торчащими пожелтевшими костями. Его жесткая коричневая кожа была покрыта ядовитой черной плесенью. Лужа крови, в которой он лежал, превратилась в большое пятно, а клубок кишок, разбросанных вокруг него, стал гнилым, сморщенным и зеленым.
Осознание того, что она не была сумасшедшей, затмило шок от вида его разлагающегося трупа. Однако облегчение длилось недолго. Ее здравомыслие означало, что монстр был настоящим, и он знал ее имя. Линдси закрыла дверь перед человеком, которого когда-то любила, но возненавидела. Внезапно она почувствовала себя очень неуверенно. Обежав вокруг дома, она проверила, все ли двери и окна заперты.
Сгорбившись над чашкой дымящегося черного кофе за кухонным столом, с горящими от недосыпа глазами, Линдси была выведена из задумчивости стуком в парадную дверь. Это могла быть только полиция в такой поздний час. Они узнали, что она работала во время резни в доме престарелых, и хотели допросить ее как главного подозреваемого. Полиция вторглась бы в ее дом, обыскала бы его в поисках улик и, конечно же, заметила бы запах папиной смерти. Линдси почувствовала слабость и тошноту.
Она выглянула из-за занавески. Нил стоял на крыльце, держа в руках букет красных и белых гвоздик. Его присутствие было совершенно неожиданным, и она не могла понять, как он узнал, где она живет и почему он здесь. Хотя на работе он всегда казался безобидным, поэтому она открыла дверь.
- Нил?
Нил покраснел.
- Привет, Линдси.
Он сунул ей букет. Линдси не протянула руку, чтобы взять их.
- Что ты здесь делаешь? Откуда ты знаешь мой адрес? - прямо спросила она.
Глаза Нила метнулись из стороны в сторону, затем вернулись к ней.
- Я... Я думал, с тех пор, как... O, ты знаешь... Так как ты только что закончила работать, тебе, может быть, э-э... типа, нужна компания?
Линдси нахмурилась.
- Как ты узнал, что я была на работе?
Он никак не мог знать, что ее вызвали подменить Шерил в ночную смену. Лицо Нила начало приобретать цвет свеклы.
- Я вот цветы тебе принес, - сказал он, размахивая гвоздиками перед ней.
- Мне не нужен парень, спасибо, - oна начала закрывать дверь, но Нил толкнул ее ногой.
- Почему? Ты думаешь, что ты слишком хороша для меня?
Линдси была слегка озадачена его нежеланием уходить.
Она глубоко вздохнула от разочарования. Каждый мужчина, которого она когда-либо встречала, относился к ней либо как к куску мяса, либо как к предмету, который можно приобрести. Это должно было прекратиться прямо сейчас. Она была не в настроении для такого глупого дерьма, и Нил ее не интересовал ни сейчас, ни когда-либо. Этот идиот не понял намека, и то, что он делал, было так же хорошо, как преследовать ее.