И еще одно важное дополнение к описанию средневековой Москвы мы должны сделать. В конце XIV — начале XV века в столице Московского княжества постепенно сосредоточиваются великие христианские святыни. Благодаря этому небольшой деревянный город, затерянный в лесах, приобретает совершенно иной статус. Весной 1401 года, после окончательного присоединения Суздальско-Нижегородского княжества, из Суздаля в Москву были торжественно перенесены реликвии Страстей Христовых. Жители города, священники и монахи встречали святыни у стен столицы[51]. Вероятнее всего, это событие совершилось при участии великой княгини Евдокии Дмитриевны, матери правящего князя Василия I. Она была дочерью нижегородского князя Дмитрия Константиновича, при котором святыни Страстей Христовых в январе 1383 года привез из Константинополя архиепископ Дионисий, поставленный на суздальскую кафедру Вселенским патриархом Нилом. Святыни представляли собой частицы реликвий, хранившихся в разных константинопольских храмах: в монастыре Святого Георгия в Манганах, во Влахернском храме и в монастыре Пантократора. Главной среди них была часть Истинного, или Животворящего, Креста, на котором был распят Иисус Христос. Кроме нее в ковчеге архиепископа Дионисия находились еще 16 великих святынь: частицы хитона, багряницы и тернового венца Спасителя; камень столпа бичевания Христа; губа, при помощи которой напоили Распятого; трость, которой били Его по главе; кровь и вода, истекшие из пречистых ребер Спасителя; власы, исторгнутые из Его брады. Среди реликвий был и камень «доски», на которую положили снятое с креста тело Христа. Эта святыня в XIV–XV веках принадлежала монастырю Пантократора. В двух окошечках ковчега были помещены «ароматы», которыми помазали тело Христа перед погребением, и еще в одном хранился «камень гробный». Три реликвии были связаны с Пресвятой Богородицей: частицы от Ее ризы и от Ее честного гроба, а также камень яслей Спасителя.
В ковчеге хранилась также частица крови Христовой, истекшей от иконы Распятия в городе Вирите (Бейруте). Об этом древнем чудотворном образе рассказывается в Деяниях Седьмого Вселенского Собора[52].
Для святынь, привезенных архиепископом Дионисием, на средства князя Дмитрия Константиновича изготовили роскошный ковчег, сохранившийся до наших дней[53]. Он выполнен в виде равноконечного креста, квадратный центр которого обрамляют полукружия. В центре укреплен крестообразный ковчежец с частицей Истинного креста. По сторонам размещены 16 ковчежцев восьмилепестковой формы, закрытые слюдой. Мастера выполнили серебряный золоченый оклад в технике эмали, украсив его полосами сканного орнамента с перламутровыми плашками, жемчужинами, цветными камнями и стеклами. На поверхности оклада выгравированы евангельские события Страстной Недели, напоминанием о которых являются представленные в ковчеге реликвии: Вход Господень в Иерусалим, Возведение на крест, Распятие с предстоящими, Снятие со креста, Положение во гроб, Жены-мироносицы у гроба Господня. Завершают страстной цикл великие двунадесятые праздники: Сошествие во ад и Вознесение.
Ковчег Страстей Христовых стал главной святыней московского княжеского дома. Не случайно он упоминается на первом месте в духовных грамотах князя Василия I Дмитриевича: «А благословляю сына своего, князя Василыя, страстьми болшими…»[54] В 1446 году, в ходе борьбы за московский стол, ковчег вместе с другой «святостью» и казной Василия II был захвачен мятежными князьями Дмитрием Шемякой и Иваном Можайским. Вопрос о его возврате особо оговаривался в «докончальной» и «перемирной» грамотах враждующих князей. «А что яз, князь Дмитрии Юриевич, и князь Иван Андреевич поимали есмя князя великого кресты и страсти Спасовы… и нам то все отдати брату своему стареишему, князю великому, поцеловав крест, как нас князь велики примет в любовь», — обещали мятежники Василию II в сентябре 1447 года[55]. Однако в декабре святыни все еще оставались у них. В это время русское духовенство обратилось к Дмитрию Шемяке с призывом помириться с великим князем. Доказательством искренности его покаяния и добрых намерений должен был послужить возврат захваченной им «святости», а в особенности «Страстей Спасовых». В противном случае епископы грозили мятежнику отлучением от Церкви, проклятием и вечными муками: «А аще ли единаче в своем жестосердии тако и хощеши пребыти и брату своему стареишему великому князю челом не имешь бити… а его не отдаси святости, честные кресты и святые иконы и Страсти Спасовы и казны великого князя… ино то не мы тобе учиним, но сам на себе наложишь тягость церковную духовную… И аще не обратишися к Богу и ко своему брату… чюжъ будешь от Бога и от церкви Божией, и от православныя християнския веры, и чясти не имаши с верными, и не будет на тобе милости Божией и Пречистыя Его Богоматери и силы того честного и животворящего креста… и по святым правилом проклят да будешь… и в конечную погибель поидеши… временно же и будуще»[56]. Святыни, видимо, удалось вернуть к весне 1448 года. По крайней мере, в «докончании» Василия II с князем можайским Иваном Андреевичем, состоявшемся между 31 марта и 6 апреля этого года, они уже не фигурируют. Впоследствии реликвии хранились в алтаре Благовещенского собора. Скорее всего, их выносили на поклонение верующим в Великий четверг, как это было в константинопольском храме Святой Софии. Отрок Нил был свидетелем и участником этих торжественных и скорбных богослужений. Всякий раз, с трепетом прикасаясь к святыням, он думал о той великой цене, которую уплатил Христос за спасение людей. Уже перед кончиной, в своем «Завещании», Нил Сорский упомянул о принадлежавшем ему кресте с камнем «страстей Господних». Трудно сказать, о какой святыне шла речь в этом тексте. Камень от гроба Христа, от плиты Помазания или от колонны бичевания Нил мог приобрести во время своего паломничества на Восток. Но не исключено, что он хранил у себя частицу из знаменитого реликвария Дионисия Суздальского.
51
«Того же лета изобретени быша страсти Господа нашего Иисуса Христа, ихъже некогда принесе боголюбивый епископ Дионисей Суздалский изъ Царяграда, премногою ценою изъкупивъ я и многою верою и любовию приобрете я, и великим трудомъ принесе я, потомъ же неколико время во граде Суздали съкровены быша, въ каменной стене церковней заздани быша; сея же весны обретены быша, и несоша ихъ въ Москву, сретоша же ихъ честно съ кресты весь чин священнический и весь градъ» (ПСРЛ. Т. 25. С. 231).
52
История из «Деяний Седьмого Вселенского Собора» рассказывает о том, как в Бейруте жил некий христианин. При переезде в новый дом он забыл Распятие, которое осталось висеть высоко на стене, под самым потолком. Через некоторое время в этом доме поселился иудей, не заметивший образ. Однажды к нему пришел на обед другой иудей и увидел Распятие. Он написал донос на своего соплеменника, в доме собрались члены иудейской общины и подвергли изображение Христа на иконе тем же издевательствам, что претерпел Спаситель на кресте. Когда Его ребра пронзили копьем, из раны потекла настоящая кровь и вода. Не вразумленные этим явным чудом иудеи, желая посрамить христианскую веру, собрали кровь в сосуд и отнесли в синагогу. В иудейском храме было много больных людей. Когда кровью из сосуда помазали расслабленного, тот начал прыгать от радости. Исцелились также все находившиеся в храме убогие и калеки. Потрясенные случившимся они отправились к епископу города и попросили крестить их. Синагогу, переделанную в христианский храм, освятили во имя Спасителя, где поместили чудотворную икону. Позднее этот образ был перенесен в Константинополь (опубл.: «Слово святаго отца нашего Афанасия о чуде, бывшем в городе Берите от иконы Господа нашего Иисуса Христа, истиннаго Бога нашего» // Деяния Вселенских соборов. Казань, 1891. Т. VII. С. 121–124).
53
См. подробное описание ковчега:
54
Духовная грамота Василия I Дмитриевича // Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. (далее — ДДГ). М.; Л., 1950. С. 59, № 21; С. 61, № 22.
55
Перемирная грамота князей можайского Ивана Андреевича и верейского и белозерского Михаила Андреевича с великим князем Василием Васильевичем (июль 1447) // ДДГ. С. 141. № 46.
56
Послание российского духовенства к князю Дмитрию Юрьевичу // Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею (далее — АИ). СПб., 1841. Т. 1: 1334–1598. № 40. С. 82.