Соль, не дослушав, выключила, упала на подушку, закрыла глаза. Почему она не рада? Миллионы людей не могут заблуждаться!
Или все-таки могут?
Вспомнился Рейх, каким он стал в последние годы. Стройные колонны, черный хакенкройц в белом круге, вопль, сотрясающий землю, десятки тысяч вздернутых к небу рук. Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! Но она видела и других немцев, тех, что дали смертный бой возомнившим о себе эсэсовцам. Друзей доктора Гана не показывают по берлинскому телевидению, но они есть.
Испугалась, и уже по-настоящему. Как можно сравнивать? Клеменция и… Нет, нет, неправда, она просто ничего не понимает, ошибается, ошибается, ошибается!..
— Почему вы поверили рыцарственной даме Ингрид фон Ашберг после того, как рыцарь Эжен Бертье предал вашего отца, бывшего приора Жеана? Оба они — земляне.
Под конец допроса бажюль заметно устал, у Соль же, напротив, прибавилось сил. Она не ошиблась: правда, правда и только правда!
— У меня не было выхода, мессир бажюль. Кто-то из философов сказал, что практика критерий истины. Я доверилась баронессе Ингрид и, как видите, жива.
А может дело в том, что теперь рядом с ней ликтор Камий Ортана. Деда вызвали по очередному срочному делу, а Камея оказалась свободна. Знакомое серое платье, скромный серебряный браслет, яркие губы. Какая же она красивая!
— Хватит на сегодня! — бажюль с шумом захлопнул папку. — Завтра жду вас, демуазель де Керси, в обычное время.
Выйдя в коридор, Соль, облегченно вздохнув, потерлась щекой о плечо подруги. Камея взглянула странно.
— Понимаешь, Соланж, чего они теперь хотят?
Та пожала плечами.
— Наверняка ничего для меня хорошего.
— В криминальном кодексе есть раздел «особые преступления». Ответственность наступает с 14 лет, в случае осуждения следует поражение в правах всех близких родственников, амнистия практически невозможна.
Соль с силой провела ладонью по лицу.
— Знаешь, Камея, мне уже просто надоело бояться. Мы как сегодня?
Ликтор Камий Ортана отвернулась
— Знаешь, Соланж… Сегодня — никак. А завтра… Завтра и решим.
Поцеловала в щеку, словно клюнула…
Соль смотрела ей вслед, все еще не веря. Нет, это просто случайность, подруга сильно занята, завтра все вернется, все будет по-прежнему!.. Но из самых глубин уже проступала холодная окончательная ясность.
Сегодня — никак. И завтра тоже. И послезавтра.
Ты еще жива, маленькая большая девочка?
5
— Француз храбр, но излишне нежен, — дядя наставительно поднял палец. — Так говорили наши противники в годы революционных войн. В рукопашную — всегда, но как только зарядят дожди, все сразу начнут кричать об измене.
Початая бутылка коньяка на столе, рюмки, легкий спиртовый дух. Дядя при новом галстуке и, естественно, чистой рубашке.
Свою рюмку Анри Леконт брать не спешил. Беседа явно затягивалась, значит, после первой пойдет вторая… Нет, ни к чему!
— Больше всего наши власти боятся паники, поэтому полковник был не в себе. У них там на юге что-то происходит, а тут еще и мы. Я, как мог, успокоил, но он все равно пообещал пойти к премьер-министру…
Полковник Луи Риве отбыл тихо, без новых скандалов. День закончился мирно, ночь же обошлась без тревоги, хотя комендант приказал гарнизону спать, не раздеваясь. Наутро пошли разговоры, что над замком что-то летало, причем снижаясь чуть не к самым крышам. У соседей же в самую глухую полночь внезапно засветился ангар. Так ли это, не так, но с утра над Речной Анной вновь появился знакомый луч, а капитан Гарнье с личным составом принялся отрабатывать штыковую атаку.
— Я чего зашел, дядя Жорж, — заспешил бывший учитель, вклиниваясь в поток его красноречия. — Мы тоже учения затеяли.
Дядины брови поползли вверх, и Анри Леконт пояснил:
— А вдруг нас бомбить начнут?
Генеральный консультант поморщился.
— Если нас действительно начнут бомбить, Анри, всему личному составу надлежит завернуться в простыни и организованно, не создавая паники, ползти на ближайшее кладбище. Меня, во всяком случае, от твоих учений уволь… Почему не пьешь?
Комья мокрой земли липли к подошвам, яма же смотрелась крайне подозрительно. Утренний дождь изрядно постарался, можно лишь догадываться, что там, в темной глубине.
— Это щель, — не слишком уверенно пояснил шеф объекта. — Используется как укрытие в случае бомбежки или артиллерийского обстрела.
— Так и называется? — удивилась писательница. — Щель, щель… Как-то, знаете, не слишком прилично.