— И право он имеет, — согласился бывший учитель, не желая спорить.
Настроение и вправду было лирическим. День прошел суматошно. С майором больше общаться не пришлось, зато несколько часов проскучал с мадам Делис. Директор пригласила его в кабинет и выложила на стол дюжину бумаг, которые требовалось подписать. Внимательно их изучив, Леконт поставили подписи на трех, после чего принялся отбиваться от настойчивых расспросов. Более всего энтузиастку краеведения интересовало, что именно оставят музею в качестве будущих экспонатов. На оружие не претендовала, но от прожектора точно не отказалась. А еще фотографии, ей же строго запретили снимать! Нужно прямо завтра перед отъездом, сделать групповое фото…
Экспертов пригласил к себе дядя, за что бывший учитель был ему весьма признателен. Военные не надоедали, так что после обеда заботы сами собой кончились. Вечер же выдался как по заказу — ясное небо, бледные осенние звезды, чистый прозрачный воздух… Порадоваться бы, только на душе…
— Не провожай! — Мари-Жаклин повернулась, взглянула с легкой улыбкой. — Подводим черту, учитель. Больше у тебя мне учиться нечему.
Анри Леконт поглядел ей вслед и вновь вспомнив Бодлера. Да-да, он, бывший учитель-словесник, книжный червь, старый учебник без обложки. Но Бодлер все равно велик!
— Леконт!
Крик ударил в уши. Мари-Жаклин, успевшая отойти всего на несколько шагов, остановилась, посмотрела куда-то в небо.
— Там! Там!..
Он взглянул и не поверил своим глазам. Небо исчезло, вместо звезд — густая черная тень. Не туча, что-то неровное, но с четко очерченными краями, отдаленно похожее на грубо вырубленный лист металла, протянувшийся от горизонта к горизонту. Вначале Леконт подумал, что ему просто чудится, но тут вспыхнул прожектор Речной Анны. Желтый огонь высветил неровную ребристую поверхность, покрытую странными выступами и углублениями, словно по металлу долго били тяжелым молотом.
Вспышка! Белый луч ударил из поднебесья и прожектор погас. Завыла сирена, которую тут же заглушили звуки выстрелов.
— Жаклин! Сюда, сюда!..
Майор Грандидье прав, щель в земле никак не защита, только иного ничего у них нет.
Бывшая ученица замешкалась, все еще глядя в небо, и он подбежал сам. Схватил за руку, потащил. Бежать недалеко, всего два десятков шагов.
— Беги, Жаклин, беги!..
Сзади по-прежнему стреляли, кто-то отчаянно кричал, а незадачливый шеф объекта думал о том, что новому мосту, поезду и архитектору, кажется, очень не повезло. Не обошлось!
Сейчас, сейчас… Есть, вот она! На дне наверняка полно воды…
— Прыгаем!
Толкать в спину все же не стал, помог спуститься. Услыхав снизу приглушенное: «Ай! Здесь мокро!», усмехнулся и прыгнул следом, но прежде, не удержавшись, поглядел назад.
Небо светилось. По литой поверхности скользили белые огоньки, слышался ровный мощный гул. Теперь это уже не лист, гигантская плита, готовая обрушиться и погрести всех и вся под своей неимоверной тяжестью. Прямо сейчас, сейчас…
Анри Леконт, отогнав жуткое наваждение, мягко спрыгнул вниз. Что-то хлюпнуло, ботинки немедленно наполнились водой.
— Ты это специально, да? Специально? — чуть не плача, причитала Мари-Жаклин. — Отомстить захотел? Теперь я грязная, я ногу ушибла, каблук сломала…
…Земля дрогнула, в узкую щель ударило белое пламя. Уши перестали слышать, в горло плеснул раскаленный ветер. Леконт все же успел толкнуть свою ученицу в липкую чавкающую грязь и упасть сверху. И тут ударило снова, на этот раз уже в полную силу, без пощады.
Небо упало на землю.
5
Мир никак не хотел становиться прежним. Для начала доктор Иоганн Фест попытался встать с кровати. Удалось без труда, но дальше пошли странности. Почему костюм на спинке стула, а не в шкафу? Еще родители приучили, порядок есть порядок. На столе книги и папки, совсем не годится. Снял с полки, поставь обратно!
Сигареты исчезли, вообще, ни единой пачки. Это ладно, но… Почему на лице недельная щетина? Ему снился сон, очень странный, яркий. даже страшноватый. Брандт, Олендорф, Гиммлер… Доктор Брандт, кажется, сошел с ума, в смысле, окончательно сошел, он и раньше был не очень.
Доктор Фест подошел к столу, мельком отметив, что папки с копией тетради профессора Фридриха Рауха завязаны каким-то странным узлом, а из «Молота ведьм» куда-то исчезли закладки. Сон… Нет, не сон, он… Он что-то забыл, что-то очень важное!