— Потрясающе! — выдохнул доктор Фест, отхлебнув из невесомой фарфоровой чашечки. — Всякий кофе пил, но такой!
Мельник довольно улыбнулся.
— Семейный рецепт! По легенде предок узнал его от пленных турок при освобождении Вены от осады.
Расположились на маленькой кухне у покрытого зеленым пластиком стола. В центре Мельник водрузил тяжелую бронзовую пепельницу.
— Курят только здесь, так бывший владелец распорядился, — пояснил он. — Это ничего, меня супруга вообще на балкон выгоняет.
Нильс, он же доктор Левеншельд, германист из Швеции, невольно удивился.
— Бывший владелец? Марек Шадов? Позвольте, да возле подъезда стапо должно пост установить!
— Фамилия не редкая, имя тоже, Мареков Шадовых в Рейхе хватает. Квартиру сразу проверили, чуть ли не в тот же день, когда Колченогий мозгами раскинул. Террористов не нашли, о чем и сделали соответствующую пометку. Второй раз проверять не станут…
Донце чашки негромко ударило в стол.
— Давно не виделись, камрад Нильс. Пришло время подвести предварительные итоги. Если коротко: работа, вами проделанная, позволила создать уникальный канал информации. Вы превзошли великого Рёсслера, тот освещал в основном Вермахт, ваши же друзья поставляют сведения о всех сторонах жизни страны. Подозреваю, ни одна разведка мира не имеет такого источника в Рейхе.
Нильс, друг серых гусей, не сдержал улыбки. Когда через много лет спросят, что он делал, когда они пришли, будет что ответить.
— А у Германского сопротивления — есть!
— Да! — Мельник жестко усмехнулся. — И только благодаря вам, доктор. Открою секрет: я регулярно получаю сводки тайной полиции, но там по сравнению с вашими материалами мизер. Поэтому…
Помолчал немного, затем резко кивнул.
— Работу продолжаем и форсируем. Теперь у нас появятся средства, мы сможем платить наиболее интересным и перспективным источникам. Но осторожность и еще раз осторожность! Пока вас, насколько мне известно, если и подозревают, то исключительно в недостаточной лояльности. Не страшно, есть указания сократить превентивные аресты до минимума, в кацеты направляют в основном криминал… А теперь слушайте! Гиммлер ушел, расклад в банке с пауками изменился…
Политика всегда политика, даже в далеком XV веке, который будущему доктору довелось всерьез изучать. Жестокость, ложь, нарушенные клятвы, чужие войска, переходящие границу без объявления войны. И, конечно, власть, вникнув в суть которой и познакомившись с ее носителями, так и хочется записаться в анархисты. Однако в ХХ веке все воспринимается как-то особенно мерзко. Лучше уж Гёц фон Берлихинген, чем Эрнст Рём. Адская кухня Рейха поначалу мало интересовала, что тот фюрер, что этот. Но — пришлось, мальчик Нильс должен понимать, о чем рассказывают любопытные гуси. Ничего сложного, если подумать, верно сказал Мельник — банка с пауками. Вначале прикончили слишком возомнившего о себе Геббельса, не желавшего отдавать пост гауляйтера Берлина. Теперь настала очередь Гиммлера, попытавшегося взять под контроль все силовые службы Германии. И без того носителя пенсне не слишком любили, создание же РСХА стало последней каплей.
— К тому же Агроном оказался не слишком осторожен, приказал арестовать агентуру одной великой державы. Ему не простили.
Доктор Иоганн Фест согласно кивнул, про великую державу ему уже рассказывали. Интересно все же, Штаты или Россия? А вот Агроном — нечто новое, так Гиммлера при нем еще не величали.
— Но это уже прошлое, камрад Нильс, мы смотрим в будущее. Ключевое звено РСХА — 4-е управление, бывшая Государственная тайная полиция. Название будет другое, может, и без него обойдутся, управление — и все. По сути же, контрразведка создается заново. Геринг хотел поставить шефом Дильса, но тот человек из прежних времен.
— И кого назначат?
Спросил больше для поддержания разговора. Не все ли равно, как зовут очередного демона из адской бездны?
Мельник широко улыбнулся.
— Уже назначили. Вчера! Оберштурмбанфюрер Харальд Пейпер.
Имя лязгнуло, словно винтовочный затвор. Доктор Фест помотал головой. Пейпер? Харальд Пейпер?
— Но… Харальд Пейпер — начальник штаба Германского сопротивления!
Мельник вновь усмехнулся. Даже не усмехнулся, оскалился.
— Нет, доктор Фест. Харальд Пейпер — это я!
Резкая боль в левой ладони. Еще ничего не понимая, он поднял руку, взглянул. Пентаграмма в круге. Кожа вокруг рисунка уже успела покраснеть…
Тихо, тихо, только капли дождя зло и равнодушно раз за разом ударяют в оконное стекло. В пепельнице догорает забытая папироса. Слова падают тяжело, каждое бьет точно в сердце. Не убежать и уши не закрыть.