Доктор Рудольф Брандт молод и нахален, яркие губы улыбаются, стеклышки очков задорно поблескивают.
— Такие, как вы, доктор Фест, еще совсем недавно отрицали существование метеоритов. Камни с неба падать не могут, так ведь?
Копенгагенский университет, главный корпус, знаменитая Круглая башня, второй этаж. Аудитория заполнена едва наполовину, мало кому, кроме узких специалистов, интересна конференция по Северному Возрождению. На открытии народу было побольше, даже министр пожаловал, но сегодня здесь заседает секция по источниковедению, междусобойчик для избранных.
В Рейх дорога заказана, но в Данию можно и съездить, особенно если есть повод. Шведские коллеги подготовили сообщение о предстоящем издании «Народной книги», а он увязался с ними, чтобы рассказать, как прожил свои последние годы позабытый всеми профессор Фридрих Раух. Выслушали с интересом, но вопросов не задавали, лишь поинтересовались, будут ли изданы его записки. Как ни крути, источник. Ad fontes![17]
А вот доклад доктора Брандта заставил ученых мужей понервничать, ибо поистине учил он их, словно власть имеющий, а не как книжники и фарисеи, сорок лет скучавшие над пыльными фолиантами. Даром что не историк, юрист, зато заместитель президента института Аненербе. И прочих титулов хватает, причем начальник канцелярии Министерства внутренних дел еще не самый главный.
Тема доклада смешная — «Хроника Ура-Линда», давно разоблаченная фальсификация. Но доктора Брандта этим не смутить. Фальшивая хроника только повод, чтобы дать бой закоснелой во всех грехах академической науке. Довольно жить законом, данным бандой картавой! Клячу истории загоним! Правой, правой, правой!..
Коллеги решили не связываться, себе дороже. Доктору Фесту, напротив, стало интересно. Аненербе никто из настоящих специалистов всерьез не воспринимал. Может быть, зря? Психиатрия — тоже наука!
— Значит, ни внешняя, ни внутренняя критика источника вас не интересует, доктор Брандт?
— Это все выдумки двух евреев — Карла Маркса и Леопольда фон Ранке. Пора забыть о мелких приемах так называемой исторической критики. Критерий истины — верность арийскому духу.
Иоганн Фест восхитился. Самое время звать санитаров, но таковые форматом конференции не предусмотрены.
— Мелкие приемы? Пожалуй, вы правы, доктор Брандт. Подумаешь, история! Займитесь сразу законом всемирного тяготения. Удачи!
На этом и расстались. С тех пор минул год. Ничего не изменилось, Аненербе по-прежнему оставалась клубом маргиналов, пусть и на хорошем жаловании. Академическая наука выжила, чем явно был недоволен Генрих Гиммлер. С точки зрения одного из корреспондентов доктора Левеншельда эта ситуация точно отображала положение в Рейхе. Фюрер всячески покровительствовал СС, однако держал «черных» на прочном поводке. Сторожевых псов прикармливают, но не пускают в дом.
И вот теперь научные дискуссии кончились. Вспаханное поле под ногами, темное небо над головой, желтый огонь в глаза. И штандартенфюрер Рудольф Брандт, личный референт рейхсфюрера СС.
— Мы отменили закон всемирного тяготения, доктор Фест. Согласно арийской физике два тела притягиваются друг к другу только с разрешения соответствующего компетентного органа, в противном случае помянутые тела уничтожаются. Одно из следствий закона очевидно: на мои вопросы всегда следует отвечать «да». Иначе… Впрочем, вы сами все видели.
Луч фонаря, дрогнув, скользнул по земле, высвечивая лежавшее ничком мертвое тело. Руки раскинуты, пальцы утонули в грязи…
5
Вагон тряхнуло, но tovarisсh Дора Богарне и ухом не повела. Поклон, еще поклон… Реверанс…
— Спину держите ровно, маленькая мадемуазель. Пусть изгибаются танцовщицы кабаре. Придворный поклон — знак не унижения, а уважения к своему визави.
Соль сглотнула. Всякого ожидала, но придворные поклоны? Может быть, эта Богарне белогвардейская лазутчица? Как там пишет лучший советский поэт Сергей Михалков?
— Итак, для начала самое простое — реверанс. Напоминаю! Ногу отвести назад, касаясь пола кончиком носка, и, сгибая колени, выполнить полуприседание. Одновременно — наклон головы…