— Похоже, вы правы.
Блетчли переключил передачу и они съехали с асфальтированной дороги на грунтовку.
— Дело в том, — продолжил Блетчли, — что мы склонны романтизировать вещи, которые не понимаем. Дух приключения позволяет нам ощутить себя странниками, равными бедуинам. Но бедуины на самом деле не странники. Они носят с собой свой дом, свой шатёр, и их родина всегда с ними, их пустыня. А чужак из стран Севера смотрит на это неправильно. Это потому, что северные европейцы привыкли видеть свой дом и свою страну в ином, тусклом свете.
Джо кивнул. На горизонте появились клубы дыма и послышался звук близких артиллерийских выстрелов и приглушённых разрывов снарядов.
Скоро дорога обогнула дюну, и Джо разглядел батарею британских гаубиц, методичным обстрелом поднимавших на горизонте целые облака песка. Джо знал, что отсюда до линии фронта много миль.
— Что они делают?
Блетчли повернул голову, чтобы посмотреть на батарею.
— Обстреливают пустыню, — прокричал он между гремящими залпами.
— Пустую пустыню?
— Выглядит именно так.
— Но зачем?
— Кто знает, может, они думают, что видели врага. Конечно, это невозможно, но они могли подумать, что видели что-то. В пустыне часты миражи, сами знаете.
«Показалось и сделали? — прикинул Джо. — Почему бы и нет».
Но когда они ехали мимо батареи орудий, Джо почувствовал, что есть что-то ещё более неуместное в этой стрельбе, чем расстояние, отделяющее гаубицы от ближайших немецких подразделений.
Он сконцентрировался, как мог, и наконец до него дошло.
— Они развёрнуты на восток, — крикнул он. — Разве это правильный способ сражаться, когда немцы идут с запада?
Блетчли фыркнул.
— Ну и что? Да и вообще, какой может быть «правильный способ» убивать людей?
«Хороший ответ, — подумал Джо, — когда сам не знаешь».
Но всё равно это казалось ему странным, когда он смотрел на гаубицы, наблюдая, как они стреляют и отскакивают, стреляют и отскакивают. Орудийные расчёты двигались чётко, слаженно поспешая туда-сюда, как будто выполняли план на определённое количество выстрелов.
— Может быть, они вырабатывают квоту снарядов, которые должны потратить?
— Очень вероятно, — ответил Блетчли. — Поставки в военное время для максимального эффекта должны быть отрегулированы, поэтому, естественно, квоты и нормирование необходимы.
Джо кивнул, иного рационального объяснения этому ни на что не нацеленному яростному и беспощадному артиллерийскому обстрелу у него не было.
— Но разве они не тратят ценные боеприпасы понапрасну? Зачем вот так пулять в пустоту?
— Так только кажется. Никто никогда не утверждал, что война — это сила для сохранения. Она лишь тратит, потребляет и разрушает. Единственная причина, по которой мы ведём войны — это возбуждение; ух! адреналин. Есть в нашей натуре такая, не слишком-то благородная черта. Думаю, можно с уверенностью сказать, что природа этого возбуждения никогда не будет подвергнута тщательному изучению.
«Согласен, не будет. Потому что в убийстве людей люди же находят просто невыразимую радость. Чернота в наших душах, очень глубокая чернота, и разве мы не можем назвать её бездонной?
Попробуй ещё раз, — думал Джо, — попробуй как-нибудь иначе добраться до Блетчли. Должно быть какое-то объяснение поведению артиллеристов, даже если оно идиотское. Может быть, людям попросту хочется бомбардировать пустую пустыню, но у такого неглупого человека как Блетчли, наверняка есть разумное оправдание для этого занятия. Великое благо? Великий замысел? Недостающее звено и непознаваемая Вселенная?»
— Послушайте, Блетчли. Если вы так считаете — что войны бессмысленны и так далее — то почему вы хотели сделать карьеру в армии? Только из-за семейной традиции?
— Наверное потому, что армия обеспечивает форму и структуру. Правила для всего. Чёткий приказ что требуемое должно быть сделано, а не рассусоливание «зачем да почему». Человеку так проще. Боги обеспечивают порядок для одних людей, политические системы — для других. Хаос бытия без приказов, команд и предписаний — это просто бардак.
Джо наклонился вперёд и вгляделся в пустыню. Впереди лежал на спине, колёсами в воздухе небольшой железнодорожный товарный вагон. Каких-либо признаков железнодорожных путей в поле зрения не было.
— Как это сюда попало?
Блетчли смотрел прямо перед собой сосредоточившись на вождении и не в силах оторвать глаз от неровного дорожного полотна.
— Что «это»? Один из тех старых «Сорок или восемь»?
— Похоже, — крикнул Джо, припоминая термин, который использовался в прошлой войне для небольшого французского грузового вагона, названного так потому, что он мог переправить сорок человек или восемь лошадей на бойню. Но французы тогда сражались не в египетской пустыне, они умирали в грязных траншеях недалеко от родного дома.
Джо, напевая «Далеко до Типперэри», оглядывал бесконечные бесплодные пустоши. Перевернутый французский товарный вагон исчез из виду, его сменила также перевернутая колесница тяжёлой, примитивной конструкции с огромными деревянными колесами, покрытыми железом, которое почти не ржавеет в сухом пустынном воздухе.
«Я уже видел такую, — подумал Джо. — Во всяком случае, на фотографиях. Ассирийцы использовали их ещё в начале железного века».
— Когда вы оглядываетесь на прошлую войну, — кричал Блетчли, — всё это кажется совершенно бессмысленным.
— О какой последней войне вы говорите?
— Что? — закричал Блетчли.
— Я спросил, какая последняя война? Кого с кем?
— А какое это имеет значение? Разве не все войны выглядят одинаково? Убийства, увечья, обломки, и всё ради чего?
«Для чего? — подумал Джо. — Обычное повторяющееся человеческое поведение. Колесо истории, вот что».
Блетчли искоса взглянул на него.
— С вами всё в порядке?
— Не особенно. Но послушайте, чего вы на самом деле боитесь, Блетчли? Вы можете мне это сказать?
— Что вы имеете в виду? В каком контексте?
— Вы, лично. В глубине души. Чего вы на самом деле боитесь?
— Что немцы выиграют войну. И чтобы этого не случилось я сделаю всё, что в моих силах.
«И это разумно, — подумал Джо, — безусловно, здравый смысл. Этот человек не хочет власти новых монголов, этих механизированных варваров-нацистов».
— Блетчли? Вы когда-нибудь задумывались, почему немцы так много делают для защиты Запада от восточных варваров? Священное предназначение, миссия расы, судьба нации? Почему одни монголы защищают нас от других?
— Такова человеческая натура. Мужчины всегда оправдывают войны тем, что сражаются с варварами. Что они не трудятся пояснять, так это то что причина, по которой войны не прекращаются, заключается в том что варвары внутри нас. Вам случалось находится среди сборища людей, когда оно превращается в толпу? По обе стороны от тебя — Чингисхан. Дайте любому из них Орду всадников, и вы снова окажетесь в огне тринадцатого века.
«И это правда, — подумал Джо. — Блетчли просто филосов; да не какой-нибудь Гегель, размышления Блетчли ясны и так же чисты, как колокольный звон».
Они проезжали и мимо других странных реликвий.
Батарея Наполеоновских пушек смотрела в сердце тёмного континента, коротенькие трёх-фунтовые пушки, обломки ещё одного приключения цивилизованного человека в Африке. По-видимому, пушки эти в своё время проиграли бой с канонерскими барками англичан, одна из которых теперь удобно лежала на боку, присматривая за проигравшими.
«Корабль в пустыне. Поразительно, если подумать. Интересно, какой вывод делают бедуины из просмотра этой диорамы? Считают европейцев чокнутыми, к бабке не ходи».
В поле зрения появилась единственная арка древнего римского акведука, некогда несущего воду то ли на восток, то ли на запад. Неподалёку из-под дюны вынырнула твёрдая поверхность наверняка прямой Римской дороги, и прошла по крайней мере десять футов прежде чем быть поглощенной другой песчаной дюной.
Но самым потрясающим зрелищем оказалась для Джо огромная осадная башня, несколько ощетинившихся ярусов таранов, баллист и катапульт. Башня имела форму пирамиды, на вешине её чудилось «орлиное гнездо» — смотровая площадка для безумного тирана, с которой он мог смотреть вниз на несуществующий ныне город. Или великолепная смотровая площадка для того, чтобы смотреть на все города мира в течение тысячелетия. Тысячелетний Третий Рейх в пустошах ниоткуда… во всей своей ошеломляющей красе.