И крики, и топот ног, и бар мигом опустел, а рёв всё звенит и звенит в голове Джо.
Среди криков ужаса звонко выделяется один: «В баре убило нищего, какого-то нищего…». Крик разносится в ночи снова и снова, «нищий был убит, нищий…»
Нищий… нищий…
Джо стоит, глядя на то место, где был Стерн. А Стерн ушёл. Ушёл в грохоте разбивающегося стекла, ослепляющего света и эха удаляющегося топота шагов. Джо улыбается и шепчет:
«В конце концов он всё понял и принял. Я видел это — в его глазах».
Крики снаружи стихли. Внутри бара и пыль и хаос и Джо трудно дышать и гул в ушах. Но Джо улыбается.
Нищий… нищий…
Часть четвертая
— 19 —
Золотой колокольчик и гранат
Тобрук пал. «Панцеры» Африканского корпуса Роммеля лязгают гусеницами немногим более чем в пятидесяти милях от Александрии. Потрёпанная британская армия пытается удержать линию обороны в Эль-Аламейне; если падёт этот последний рубеж, то немцы захватят Египет и Суэцкий канал, а возможно, и весь Ближний Восток.
Почти все британские войска покинули Александрию. Улицы Каира забиты машинами. Гражданские, — без вещей, взяв только деньги и документы, — удирают в Хартум, Кению и Южную Африку. Самые длинные колонны грузовиков дымят и пылят по дороге в Палестину.
Британский флот перебазировался в Хайфу. Эвакуируется военный и гражданский персонал. Огромные толпы недавно бежавших из Европы людей стоят в очередях на получение транзитных документов, — а говоря по-русски — виз, — хоть куда-нибудь.
Белль и Элис не удивились, увидев Джо, разве что, они не ожидали его так скоро. Он забежал, натыкаясь на плетёную мебель, и, путая слова, быстро заговорил не своим голосом.
— Это было почти как если бы он был одержим, — позже вспоминала Белль.
Белль и Элис пытались его расспросить, но в его ответах было мало смысла, и удержать его внимание было невозможно. Он вертел головой, хрипел, шептал. Иногда одна из старушек ловила несколько слов.
«Опасность… побег…»
Бабушки были шокированы изменениями, произошедшими с Джо за столь короткое время. Шаркая ногами, взъерошенный, измождённый от недосыпания, он выглядел так, как будто мог рухнуть в любой момент. Худые плечи поникли, а руки безостановочно метались плетьми; он хватал фарфоровые статуэтки Элис и переставлял их с места на место; касался мебели, указывал в никуда и, бормоча, стонал:
«Побег… исход…»
«Что-то случилось, сломало его, и он сжался в себе, отступил в свой частный мирок. Какой он маленький», — дружно подумали сёстры.
— Джо, аллё! что случилось со Стерном? — спросила Белль. — Что случилось со Стерном?
— Ушёл… все уходят…
Он отошёл в угол и уткнулся взглядом в полированное дерево клавесина и лежащий на нём фагот. А минуту спустя вдруг попятился и устремил взгляд на портрет Клеопатры, потом подошёл к портрету и прижался лицом.
— Движущаяся панорама…
— Что ты сказал? — спросила Элис.
Он не ответил, а рванул к противоположной стене. Дорогой налетел на стул, зацепил и раздолбал фарфорового Приапа, и встал как вкопанный перед портретом Екатерины Великой. Покачал головой, непрестанно покусывая и облизывая губы.
— Что случилось со Стерном? — повторила вопрос Белль.
— Ушёл, с концом, даже он… днём — столп дыма, а ночью — столп огненный.
Он повернул к хозяйкам бледное, показавшееся им дурно оштукатуренным, лицо. Захрипел и схватился рукой за застрявший под подбородком кадык.
— Джо?
Он отчаянно потянулся за что-нибудь схватиться и уцепился-таки за спинку стула.
— Джо, — позвала Белль. — Остановись, ради всего святого. Сядь, отдохни минутку.
Но он не мог остановиться, не мог отдохнуть. Он в исступлении ощупывал воздух и дико оглядывал комнату, бормоча себе под нос.
— Выкуп за души… склеп и зеркало. Я и ты…
Рот его приоткрылся, голова завалилась на-сторону.
В его измученном сознании, затмевая реальность, проносились образы… Пустыня, раненые вьючные животные, и высоко вздымающееся пламя, и обломки колесниц и лафетов, и искорёженные тела, и разодранные танки, и брошенные пушки, и стонущие раненые… А правее, восточнее, — бесконечные колонны грузовиков, стремглав убегающие через Синай по древним тропам в Палестину и в землю обетованную Ханаанскую.
Он поднял руку, проповедуя невидимой пастве, и прошептал:
— Их жизнь стала горькою и тяжкой…
— Чья жизнь? — спросила Белль.
Он пошатнулся, упал на одно колено и с огромным усилием поднялся на ноги.
— Они уезжают…
— Кто уезжает? — спросила Элис. — Куда?
— В страну паломничества… в хорошие земли, полные мёда и молока…
Он вскрикнул и, спотыкнувшись о порог, вывалился на маленькую веранду над рекой. Элис вскочила на ноги, но Белль покачала головой, останавливая. Он стоял в открытых дверях, вцепившись в косяк и глядел на Нил.
— И вся вода в реке превратилась в кровь… и была кровь по всей земле Египетской…
Элис вскрикнула, умоляя:
— Джо? Отдохни немного. Сядь и отдохни, пожалуйста.
Он отошёл от дверей веранды, остановился посреди комнаты и снова поднял руку, обращаясь к невидимой пастве, его сверкающие одержимостью глаза неподвижно смотрели вдаль.
— Разве вы не видите их? Разве вы не видите?… Эти сокровища, эти драгоценности…
Белль печально смотрела в его глаза.
— Какие драгоценности, Джо? Что ты имеешь в виду?
— Ты видишь его глаза? — в ужасе прошептала Элис.
— Какие драгоценности? — громче повторила Белль.
Он начал тихо бормотать, загибая пальцы и набирающим силу голосом:
— Драгоценные камни… Сард и топаз и карбункул, изумруд и сапфир и диаманд, лигур и агат и аметист, берилл и оникс и яшма…[66] Эти драгоценные камни, красивые и знакомые древним. И камни будут с именами сынов Израилевых, двенадцать, согласно именам их. Каждый со своим именем, согласно двенадцати коленам…
Он опустил руку и, отвернув голову, спрятал сияние своих безумных глаз. Белль покачала головой, а Элис была готова расплакаться. Она поднялась и подбежала к сестре, крепко обняв её.
— Мне страшно. Он пугает меня. Как думаешь, что с ним случилось?
— Он болен, — прошептала Белль. — Мужик не в себе.
— Но его глаза, Белль! Что он там узрел? Что, по его мнению, он видит? А с кем разговаривает?
— У него вполне может быть сотрясение мозга. Возможно, его ударили по башке.
— Позвоним доктору, Белль?
— Сейчас. Нельзя оставлять его одного.
Белль пыталась утешить сестру, но её саму очень беспокоило странное поведение Джо. Она видела, что это не просто физическое истощение. Его резкие движения, и судороги, охватывающие каждые несколько мгновений. А главное, как сказала Алиса, были его глаза. В глазах Джо мерцал совершенно неестественный блеск, лихорадочное яркое свечение, которое, казалось, пожирало всё, на что он смотрел.
Белль, что-то услышав, подняла голову.
— Что это такое? — прошептала она.
Это был звук остановившегося неподалёку автомобиля.
Белль напряглась.
— Чёрт. Нет времени прятать этого психа; да он всё равно не пошёл бы с нами.
Псих бродил среди бледных плетёных фигур, среди призрачной мебели, заполнявшей комнату истончившимися тенями других жизней и других эпох. Он снова поднял руку и прошептал:
— Я знаю скорби его, и иду избавить его от руки египтян и вывести его из этой земли…
Хлопнула одна дверь машины, другая. Кто бы там ни приехал, он, похоже, специально издавал как можно больше шума. Но израненный разум пророчествующего был сейчас слишком далеко, чтобы что- нибудь слышать. Он снова посмотрел на реку и сделал шаг к веранде.
— Вот, я посылаю пред тобою Ангела, хранить тебя на пути и ввести тебя в то место, которое я тебе уготовил…
Снаружи резкий голос рявкнул неясный приказ. В коридоре послышались торопливые шаги. Элис уткнулась лицом в плечо сестры, а Белль смотрела на Джо.
Он теперь улыбался, впервые с момента прихода. Бродил среди мебели и разговаривал сам с собой. Судороги, вроде, утихли.
Он снова двинулся к открытым французским дверям, но теперь уже без дергатни; Джо, которого бабуси помнили, спокойно подошёл к краю веранды.
Он улыбнулся и, глядя на реку, громко произнёс:
— Золотой колокольчик и зёрна граната по подолу ризы…
Вскрикнул, и радостно протянул руку к реке… а потом всё произошло быстро. Ворвались кричащие люди, и пророк повернул к ним улыбающееся лицо.
66
A sardius and a topaz and a carbuncle, an emerald and a sapphire and a diamond, a ligure and an agate and an amethyst, a beryl and an onyx and a jasper.