— Может, но я сомневаюсь в его чёрствости.
— Мне это не нравится, Джо. Это пугает меня. Блетчли имеет репутацию очень целеустремленного человека.
— Так и должно быть, на такой-то работе.
— Но люди говорят, что он ни перед чем не остановится, чтобы получить то, что хочет.
— Я знаю, он сам мне однажды сказал. Сказал, что сделает всё, чтобы победить немцев. Всё, что угодно, и он не шутил.
— Значит, ты по-прежнему в опасности?
— Я так не думаю. Блетчли отнёсся здесь ко мне определённым образом, — «бизнес есть бизнес», — это я могу принять. И кроме того, приходит время, когда ты должен кому-то довериться. Ты играешь в одиночку так долго, как только можешь, а потом выходишь и говоришь: «Слушайте, это всё, что есть. Это всё, что есть, а больше я не могу». Время пришло, и я знаю это, и Блетчли знает это, и это просто понять.
— Звучит совсем не просто, — тихо сказала Мод. — Ничто в этой ситуации не кажется мне простым.
Джо с нежностью наблюдал, как она склонилась над спицами. Это был второй или третий раз, когда она заговорила об этом… «Всё будет в порядке? Сможет ли он покинуть Каир? Почему Блетчли пока не убил его?»
Конечно, Джо понимал её беспокойство. Понимал, что она не может разделить испытываемого Джо облегчения, потому что не прошла через то, через что с момента прибытия в Каир прошёл он. Один этап пути Джо закончился, и это неизбежно его успокаивало.
Но не успокаивало Мод.
Стерн был мёртв, окончательно и бесповоротно, но всё остальное в её жизни должно было идти по-прежнему. Как и день, месяц или год назад. Мод, естественно, волновало: сможет ли Джо выжить; потому что он оплачивал обучение Бернини.
Вот только если англичане не смогут удержать линию фронта в Эль-Аламейне, то придётся паковать вещи и ехать в Палестину… снова, после стольких лет. Иерусалим… Помнится, как она впервые встретила Джо и сходу отсосала ему на лестнице к крипте церкви Гроба Господня; молодая была…
Давным-давно, в самом начале их любви.[76]
Её руки уперлись в колени, голова склонилась. Мод чувствовала себя совершенно измученной. Снова переезжать?… Джо пристроился позади неё, и она ощутила его руки на своих плечах; и даже сейчас, несмотря на прошедшие годы и климакс…
— Джо? Есть одна вещь… майор… Гарри и я, мы… вместе.
— Замечательно, Моди, я рад это слышать. Намного лучше, чем быть одной… Мне он понравился; в целом, несмотря на некоторые закидоны.
— Он не всегда выглядит дурачком, — сказала она. — У него есть и другие стороны. Просто он молод и иногда романтизирует действительность и… что ж, он ещё молод.
«Вот лисица», — подумал Джо и тепло улыбнулся:
— Для мужчины это нормально. Насколько помню, когда-то я и сам был романтиком.
«Надеюсь, он усыновит Бернини. Или эти голубки попросят, чтобы я дал им разрешение сменить Бернини фамилию, а алименты бывшая благоверная будет тянуть по-прежнему?»
— Не волнуйся, Мод, любовь моя. Всё будет в порядке, я знаю это… А о чём ты только что думала, интересно? Кроме этой хорошей новости о Гарри?
— О, я думала об Иерусалиме. Один друг оттуда прислал мне недавно письмо, спрашивая, может ли чем-нибудь помочь. Он не знает, что я делаю в Каире, — что я на самом деле здесь делаю, — и пишет, что может найти мне место в Иерусалиме.
— Это просто замечательно, Моди. У тебя очень хорошие друзья.
— Мне повезло.
— «И Случай — бог-изобретатель» тоже, конечно. Но в основном-то это твоё неравнодушие к нуждам других людей, забота. Это много значит для них. Это им помогает. Для них ты — неподвижная точка, стабильная в потоке и суматохе.
Она нахмурилась.
— Неподвижное очко?
— Ага. Источник спокойствия и уверенности!
— Я себя так не ощущаю. Не чувствую, что в моей жизни есть что-то определённое, устоявшееся. Всё валится на меня, — один мучительный опыт за другим, — и ни с одним из них я не справилась сама.
— О да, Моди, но живёшь лучше, чем большинство здесь. Ты много работала, чтобы понять людей; это видно по заваленному письмами столику в прихожей. Я заметил, что там лежат письма со всего мира, от людей, с которыми ты дружишь на протяжении многих лет, людей, которые помнят тебя и хотят оставаться на связи, потому что это помогает им жить.
— В военное время людей так ужасно корёжит. Они рассеяны и напуганы.
— Да, но это ведь не только в военное время. Это вечная данность жизненного пути, это было и будет. А ты помогаешь им. Стерн как-то упомянул об этом в письме ко мне. «Все те люди, которые пишут Мод из своих маленьких уголков мира, смогут ли они справиться без неё?»
— Это было очень мило с его стороны, но, конечно, они бы прекрасно справились.
— Ты делаешь для них нечто особенное, Моди. Вы делите воспоминания, а это есть доверие, вера. Они ждут этого от тебя, и ты даёшь это им, и это много значит. По-настоящему ужасно, когда у людей не остаётся веры продолжать бороться, когда кажется, что уже не имеет значения, выживут они или нет, потому что они ничего не могут сделать. И всем вокруг всё равно.
Всем вокруг, кроме тебя, Моди!
И именно тогда малейшая вещь может изменить многое.
«Я должен написать Мод, она, должно быть, ждёт письма. Я давно не писал».
Когда всё кажется чёрным и безнадежным, даже такая мелочь может стать чем-то, за что можно держаться. Может быть, даже станет разницей между жизнью и смертью.
Дать надежду на лучшее хотя бы одному человеку — это прекрасно, это как возложение рук. Когда нам делают добро, мы учимся думать не только о себе.
И ты это делаешь, Моди, и люди это чувствуют.
— Трепло, — сказала она смущённо.
— Эт правда, — ухмыльнулся Джо, — разговоры всегда были моей слабостью. Длинные, цепляющиеся друг за друга мысли, роящиеся вокруг, как пилигримы у Фаюмского оазиса. Разговоры, золото бедняка.
Мод посмотрела на него и серьёзно спросила:
— Тогда скажи мне, Джо, почему письма всегда приходят издалека? Почему они всегда откуда-то издалека?
— Потому что, переезжая и странствуя, ты усердно искала своё место.
«Странный вопрос, — подумал Джо, — Рыба ищет… Да чего это я? не только женщины. Все мы люди, все — человеки. Жениться, что ли, на той индейке-хопи? И самогон гнать… если выживу».
— Слишком много мест, — пробормотала она. — Иногда я задаюсь вопросом, найду ли я когда-нибудь своё. Разве я многава хочу?
— Конечно найдёшь, Моди. Когда-нибудь, после войны.
Она откинула назад волосы.
— Да, — прошептала она. — После войны…
Джо глядел на Каир, крыши и сохнущее бельё. Жилище Мод было недалеко от маленькой площади, где Джо недавно видел сидящего в пыли Стерна.
Нищего.
А внизу, чуть дальше по переулку, играли дети. Они нацарапали фигуры на твёрдой земле аллеи, круги и квадраты, и, следуя какому-то сложному набору правил, прыгали на одной ноге.
— Надеюсь, это не какая-нибудь военная игра, — сказал Джо.
— Что?
— Дети играют. Там, внизу.
Мод перегнулась через перила, улыбнулась.
— Разве ты не знаешь? Это греческие классики.
— У арабов? Это примерно как бейсбол в Сибири. И как они могли этому научиться, интересно?
— Не могу себе представить. Должно быть, их научила какая-то старая греческая дама.
— Учитывая прыжки на одной ножке, более вероятно, что молодуха.
— Да, — рассмеялась Мод, — я знаю эту семью. И они не арабы, Джо, они — кайрены; тут такая смесь культур…
Тот порог, где спит кот, это дверь в их кухню. Он там?
— Кот? Да, есть такой, крепко спит. Как его зовут?
— Гомер. Ждёт ужина, значит.
Их дед когда-то жил в Турции и любит об этом рассказывать, а детей, — кто бы мог подумать, — очаровывают описания любых далёких, незнакомых мест.
Боюсь, я провожу за их кухонным столом больше времени, чем следовало бы, они меня практически усыновили. Иногда хозяйка приходит стрельнуть у меня сигарету. Она смотрит на мои маленькие сувениры и воображает всякое, не имея ни малейшего представления о том, какой изодранной была моя жизнь.
Мод посмотрела вдаль.
— Иногда, вылезая из-за стола с раздутым животом, я совершаю обход квартала и слушаю звуки ночи. Тихие голоса людей, готовящихся ко сну, — тут Мод показала Джо язык. — Мягкое жёлтое свечение в окошках выглядит так привлекательно. Я знаю, что люди внутри могут быть недовольны тем, что имеют, но снаружи кажется, что в любой семье — спокойствие и уют.
Она на мгновение замолчала.
— Я была у Анны, — сказала она. — Ей очень трудно. Они с Дэвидом были так близки; и он не женился, и она не замужем… ты смотри, не вообрази чего. И Стерна больше нет, чтобы поддержать. Но Анна сильная, она справится.
76
In the crypt of the Church of the Holy Sepulchre. — см. «Синайский гобелен», глава 12 — «Акаба».