Всё или ничего, Джо; и не имеет значения, какую личность вы для себя придумаете за океаном; и независимо от того, насколько правдоподобна будет для этой личности попытка связаться с Мод или с кем-то ещё. Есть люди, которые могут вами заинтересоваться.
Нельзя давать повод для подозрений.
— Конечно.
— Я сейчас говорю о людях, которые имеют доступ к документам. Людях, которые были вовлечены в это дело случайно, или тех, которые просто могут проявить любопытство. Я имею в виду майора «жуков-плавунцов», с которыми вы встречались, и его начальника, полковника, и Уотли. Все они профессионалы, но им следует забыть об этом деле и перейти к другим заботам.
— Да, понимаю.
— И я намереваюсь сказать Мод, что вы живы, не из сентиментальности. А по соображениям безопасности. Потому что если я этого не сделаю, она наверняка предпримет попытки выяснить, что с вами сталось. А это может вызвать проблемы. Не из-за того, где она работает, а из-за связей, которые у неё есть.
— Да. Кстати, я знаю, что они с майором близки. Она сама сказала мне.
— Святая простота. А я не собирался поднимать эту тему, — хрюкнул Блетчли.
Джо колебался, ожидая пока Блетчли по-своему отхохочется.
— А как насчёт Бернини?
Блетчли покачал головой.
— Я думал об этом, Джо, и не знаю, что сказать. Здесь, сегодня, Нью-Йорк кажется очень далёким от войны, и Бернини не вовлечён в войну. Так что, на первый взгляд, нет никаких причин, почему бы вам с Бернини…
Но, чёрт возьми, посмотрите на это с другой стороны, Джо: Гарри знает о Бернини, Гарри и Мод… Нет, это слишком опасно сейчас.
Возможно, после войны… если она когда-нибудь закончится…
Блетчли растерянно покачал головой.
— В любом случае, что вы скажете Бернини? как вы сможете ему что-то объяснить?
Я имею в виду… ну, простите меня, я знаю, что он необычный парень. И разве ему понять, кто такие «монахи» и «жуки-плавунцы», или таинственный дом на единственной Реке Египта, или Сфинкс, говорящий в ночи, и что всё это значит? Простите меня, Джо, но как Бернини может понять смысл всего этого?
Джо улыбнулся.
— Если на то пошло, он поймёт это даже лучше, чем мы.
— Джо?
— Нет, всё в порядке. Я понимаю, и вы, конечно, правы, и сделаю так, как вы говорите. Мод сообщит ему, что я погиб при пожаре…
«Только он не поверит, — подумал Джо. — Он не поверит ни на мгновение. Но ничего. У нас когда-нибудь будет шанс это уладить. Когда-нибудь. После войны…»
Блетчли взглянул на часы и поднял фляжку с бренди.
— У вас есть ещё немного времени, — сказал он и протянул фляжку Джо. — Не знаю, может быть… вы хотите поговорить о других вещах.
— Обо всём, что случилось, вы имеете в виду?
— Да.
— Ну, может быть… Может быть, есть пара вещей.
— Спрашивайте, Джо. Я скажу, что могу, а что не могу, не скажу, азаза.
Джо дотронулся до руки Блетчли, и тот отвернулся от реки, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Есть одна вещь, которая меня беспокоит, — сказал Джо. — Это имеет отношение к Стерну. Мне было интересно, мог ли он каким-то образом узнать, где взорвётся ручная граната? И когда?
По лбу Блетчли расползлись глубокие морщины, и он высокомерно улыбнулся, выпучив глаз и ухмыляясь.
«Сюрприз, — напомнил себе Джо. — Блетчли в удивлении».
— Что вы имеете в виду? — спросил Блетчли. — Я не понимаю. Откуда Стерн мог это знать?
— Кто-то мог ему сказать.
— Кто?
— Вы.
Одна бровь Блетчли скользнула ниже, и морщины исчезли со лба. Выражение его лица стало хитрым, коварным и даже жестоким.
«Сожаление, — напомнил себе Джо. — Блетчли полон печали и сожаления».
Блетчли зазаикался.
— …я?
— Да, вы. Вы восхищались им и могли бы сделать это для него напоследок. Он знал, что дело швах, и вы могли помочь ему, сказав, где и когда. Так что ему не придётся гадать, и он сможет заняться другими вещами, уладить свои дела.
— Я не понимаю. Какие дела он у-у-уладить?
— О, с Мод, скажем. Он был с ней в ночь перед тем, как его убили, и рассказал ей много такого, чем прежде не делился. Стерн ясно дал ей понять, что это своего рода подведение итогов и окончательное расставание.
Они провели ночь у пирамид, а на рассвете он её сфотографировал.
Мод, в компании Сфинкса и пирамид, улыбалась ему в его последний день. Стерн тогда сказал Мод, что видит последний свой рассвет. Похоже, он не просто догадывался, а был определённо уверен.
Блетчли посмотрел на свои руки, нормальную и искалеченную.
— Я не знал об этом, Джо. Я не знал, что он сказал Мод. Но если было так, как вы говорите, то он, похоже, знал. Вы правы.
— И что?
Блетчли прикрыл свою плохую руку здоровой и крепко сжал.
— Джо, смерти Ахмада, Коэна и Лиффи — не случайны. Это неправильно, но это произошло.
Но взрыв в баре… Пьяные дерущиеся солдаты, и один из них бросил гранату в дверной проём… Шутка. Подумаешь, какой-то арабский бар… шутка. Ну, я не должен напоминать вам, как забавен мир. Никто не заказывал такое. Монастырь не имеет к этому никакого отношения, и никто другой кроме солдата, бросившего гранату. Эта была чистая случайность.
Блетчли крепче сжал свою больную руку, словно хотел скрыть её уродство.
— Мы смогли отследить солдат. Это австралийцы, которые были на Крите, когда остров пал. Им удалось не попасть в плен. Они месяцами прятались в горах, и только этой весной им удалось на вёсельной лодке переплыть Ливийское море. Впятером. И в ту ночь они пили в последний раз перед отправкой на фронт. Никому из них не исполнилось двадцати.
Из этих пяти двое уже мертвы, — включая того, кто бросил гранату, — один пропал и считается мёртвым, а ещё один ранен.
…Их новое подразделение восприняло это очень тяжело.
Блетчли помолчал.
— Вот и всё, — добавил он шёпотом. — Вот и всё…
Джо посмотрел на реку.
— Так вот как это было, — сказал он. — И рука судьбы принадлежит парнишке из Австралии, который на марше по Ближнему Востоку хотел петь «Матильду»; как это делал его отец во время последней войны, не этой. И пошлют ли медаль за Крит на родину солдата, его семье? Сделают ли это в память австралийского пацана, который хотел петь?
— Представляю, — прошептал Блетчли, раскачиваясь, сжимая свою больную руку.
— Конечно, — сказал Джо. — Его отряд принял это тяжело, и он тоже. Реальная история не очень-то красива, не так ли? И «чистая случайность» грязна. Стерн умирает в грязном баре. Без всякого заговора против него, без того, чтобы великие державы или меньшие державы обратили на это внимание, и что это означает? Что означает смерть Стерна?
Джо бросил камешек в реку.
— Ничего конечно. Никто не виноват.
Ну, я так и думал. Думал, что граната — это шанс для Стерна, я имею в виду. Просто хотел убедиться. Стерн был одним из тех, кто, — как лесник, — знает свой участок, и после всех этих лет своеобразной жизни… Ну, я думаю, вы учитесь чувствовать вещи, вот и всё, и Стерн почувствовал: когда, и где… Что можно сказать об этом баре, кроме того, что это было привычное для Стерна место?… Комната с голыми стенами и голым полом — место, понятное Стерну. Как он сказал… «Бесплодное», вот что. И зеркало с отражением короля треф и потёртый занавес, как врата Царства; убогое недоброе место. И крики снаружи в темноте, и смех, и звуки потасовки, и ручная граната, плывущая из ниоткуда. И темнота, наконец, встретилась со Стерном в рёве ослепляющего света… Свет. Стерн ушёл. Да…
Джо вздохнул.
— Итак, вот как это было. Но что, если бы эти австралийские парни не шатались по тому переулку? Или не были настолько пьяными и игривыми, чтобы ради забавы бросить гранату? Что тогда? Случился бы какой-нибудь другой несчастный случай?
Блетчли покачал головой.
— Я не отвечу на этот вопрос, Джо, и вы это знаете.
Бизнес есть бизнес, ничего личного. И я убью тебя, и убью себя, если это будет необходимо. Я ненавижу нацистов и сделаю всё, чтобы они потерпели поражение.
Ты слышишь меня, Джо? Я сделаю всё! Я верю в жизнь, а нацисты приняли символом череп, смерть, и они есть — смерть.
Так что не играй с такими вещами, Джо. Это не игра.
Джо кивнул.
— Вы правы, и я это заслужил. Вопрос был неуместен. Извините… Итак, Стерн и случайная граната — всё, оставим. Но и некоторые другие вещи в течение последних дней просто вышли из-под контроля, я так понимаю? Я о том, что кто-то, — возможно Уотли, — во имя Бога и добра следует своим собственным праведным курсом? Поэтому произошли другие убийства?