– Вот именно, – кивнул милиционер, после чего перевел глаза на седого. – Следовательно, преступник знал, что Борис Михайлович выйдет из дома, ждал его. По гильзе можно определить, что стреляли из револьвера. В доме есть оружие?
– Есть, – сказал Федор Михайлович.
– Где оно хранится?
– В кабинете. В столе брата.
– Пройдемте в кабинет. – И бросил остальным: – Вы свободны пока.
Федор Михайлович ушел с ним в кабинет, остальные понуро разбрелись. А кухарку задержал Давид Панкратович:
– Погоди, милая. Иди-ка сюда.
Кухарка приблизилась. На лице страх, будто это она застрелила ночью хозяина. Седой милиционер улыбнулся женщине:
– Пойдем, покажешь, где тут у тебя лук растет.
– Ни-ни-ни! – попятилась та. – Там Борис Михайлович лежат. Я туда больше ни ногой...
– Да это я так сказал, – посмеивался Давид Панкратович, пощипывая ус. Больно хороша кухарочка, гладенькая, круглолицая, румяная. – Поговорить хочу.
– Ну, так то... говорите.
Отошли от дома, и Давид Панкратович начал интересоваться пустяками, как ей показалось:
– А что, у Бориса Михайловича много в городе знакомых?
– Вовсе нет. Мы тут в одичании живем. Каждый год живем, все лето. Борис Михайлович с Федором Михайловичем работать любят на даче. Все чертежи рисовали, считали чего-то.
– Так вы и в гости ни к кому не ходите?
– Ни мы в гости, ни к себе не зовем. Да оно ж и лучше. А то дома как назовут гостей, готовь на них, потом убирайся до полночи. А здесь... Ну, сапожник знакомый есть, обувку мы у него чиним. Старый армянин Вартанян. Еще портной, костюмы шьет, его зовут Бенедикт Иосифович. Знаете таких?
– Знаю. Хорошие люди. А скажи, милая, ладно у хозяев тут?
– Да чего ж оно ладно-то будет! – всплеснула она руками и доверительно рассказала: – У всякого норов, всякий недовольство свое показать любит. Ссорятся, ссорятся...
– Чего ж людям не живется? – удивился Давид Панкратович. – Вроде образованные, интеллигентные.
– Хм! – Она огляделась по сторонам. – Хозяин мой сильно женщин любил, а в прошлому году спутался с Иркой. При живой-то жене! Скажу вам по секрету, лярва она, Ирка, настоящая лярва. Хужее некуда.
– А жена где?
– Так нету. Через эту лярву и отравилась. За Иркой-то Федор Михайлович увивался, а она круть-верть хвостом, мол, не пара мы, сама же с хозяином в половую связь вступила. Анна Ивановна, жена хозяина, хорошая была женщина, скромная, тихая, слова грубого не скажет. Узнала про все, ей Федор Михайлович доложил, взяла и отравилась, бедная. Вот так-то.
– Ну и?
– А Борис Михайлович взял и на лярве женился, а прошло-то всего три месяца. Нехорошо сделал, вот хочь убейте меня, а нехорошо! С тех пор в доме все кувырком. Мачеха она и есть мачеха, от нее ни тепла, ни жалости. Особенно Лидочку невзлюбила, а к Оленьке так ни разу и не подойдет за всю неделю. К тому ж лентяйка она, все валяется да книжки читает. А вчера сильно у них большой скандал получился.
– У кого?
– Да у всех. Собирались в кабинете, кричали, потом Федор Михайлович вниз спустился, и на нем лица не было. Лидочка грустила, ее отец вызывал, после этого и она загрустила. Думаю, все из-за лярвы, нажаловалась на Лидочку. Я слыхала, как Ирка хныкала в ихней комнате. И показалось мне, Борис Михайлович руку к ней приложил.
– Бил, что ли? – уточнил Давид Панкратович.
– Ну, да. Показалось мне так. Слышала, можно сказать. А потом ночью-то, Борис Михайлович как выйдет курить, так все про рога бубнит. Можно я пойду, а? А то у меня сотрясение по рукам и ногам. И по нервам тоже-ть.
– Ну, ладно, иди.
Кухарочка побрела в дом, хлюпая носом, а на террасе появились озадаченный Федор Михайлович с милиционером. Седой поспешил к ним.
– Кто знал, где лежит револьвер? – поинтересовался молодой.
– Все, кроме Александра, – пожал плечами Федор Михайлович. – Он гостит у нас, вряд ли ему показывали...
– Стало быть, остальные знали, в каком месте хозяин хранил револьвер?
– Ну, конечно, – излишне нервозно ответил Федор Михайлович. – Послушайте, если вы думаете, будто кто-то из домашних взял револьвер и... Это невозможно! Да и вряд ли он стреляет, наверняка проржавел, больше для уверенности его держали.
– Куда же тогда делся револьвер?
– Откуда мне знать... – развел руками Федор Михайлович. – Боря хранил его как память об отце. Может, сам же его и перепрятал, а?
– А чем занимается ваш гость? – полюбопытствовал Давид Панкратович.
– Летчик. Герой. Воевал в Испании. Мы с братом конструируем новые машины, Александр их испытывает.
Возле дома остановилась машина, в нее погрузили тело погибшего, но сотрудники уголовного розыска не торопились уезжать. Пока молодой милиционер опрашивал домашних, Давид Панкратович пошел в комнату Ирины. Она лежала на кровати, свернувшись калачиком. Когда он вошел, села, запахивая на груди атласный халатик.
– Прошу простить, – сказал милиционер, – но мне необходимо поговорить с вами.
– Да, пожалуйста.
– Ночью вы спали?
Она не сразу ответила. К милиции Ирина вообще относилась крайне настороженно, мало того – ее пугал вошедший человек. Мельком пронеслась мысль: он не представился. Хотя какая разница, как его зовут? У этих людей не должно быть имен, они все из одного материала, на одно лицо.
– В общем-то... н-нет, – промямлила Ирина. – Муж все время выходил, я просыпалась.
– Почему же ему не спалось?
– Семейные неурядицы, – отговорилась Ирина.
– Семейные неурядицы разные бывают, крупные и мелкие. Что конкретно произошло?
– Поверьте, это дело семейное, отношения к смерти моего мужа не имеет.
– К убийству, гражданка, а не к смерти, – подправил ее Давид Панкратович прохаживаясь по комнате и рассматривая обстановку. – Вашего мужа застрелили. Как думаете, кто именно?
– Я не присутствовала при этом, и потому указать на убийцу не могу, – передернула плечами Ирина.
– Но вы не спали, так? Выстрел слышали?
– Я успела заснуть... но выстрел, то есть громкий звук, слышала. Не поняла, что это было, вот и не обратила внимания.
– Что у вас с лицом?
– Да так... с лестницы упала.
– Вернемся к неурядицам.
– Оставьте меня в покое! – вспыхнула Ирина.
Она плохо владела собой, а у милиционера выдержка была отличная. Взяв с комода статуэтку танцовщицы, он вертел ее в руках, рассматривая и якобы не придавая значения ни тому, что Ирина находится во вздернутом состоянии, ни своим словам:
– Разве вы не хотите, чтобы мы нашли убийцу вашего мужа?
– Господи! – воздела она очи к потолку. – Конечно, хочу! Но не буду и не хочу говорить о вчерашнем скандале.
– А придется. – Давид Панкратович поставил статуэтку на место, облокотился о комод. – Всем придется давать показания. И если я замечу неправду... этот человек пожалеет.
Ирина глянула в его маленькие неопределенного цвета глаза и поняла: такой человек не бросает слов на ветер. Вздохнула и сообщила коротко:
– Я узнала, что Лида спит с Сашей, а ей всего пятнадцать лет. Вы понимаете? Я рассказала мужу, на этой почве возник скандал. Вот и все.
– Все ли? – не поверил милиционер. – Кто с кем ругался?
– Лидия дерзила отцу, оболгала меня, ее защищал Федор, у него и Бори возникла незначительная драка.
– Даже так? – приподнял брови Давид Панкратович.
– Но поймите, это все житейские неурядицы. Подобное случается почти в каждой семье и скрывается от посторонних.
– И что было дальше?
– Дальше? Ничего. Борис был вне себя, сказал, чтоб дочь убиралась вон, угрожал Федору и Александру...
– Александр присутствовал при этом?
– Нет. Потом муж вызвал сына, тот нахамил отцу, получил пощечину. И все.
– Угрожал... – задумчиво повторил Давид Панкратович. – Какие именно угрозы он произносил?
– Я не помню, – мяла ухоженные пальцы Ирина. – Не вслушивалась. Он был в бешенстве, не контролировал себя. Господи, да угрозы мужа ничего не стоят, смешно на них обращать внимание! Он часто в гневе грозился, потому что вообще несдержан. Остыл бы через день, как обычно.