— Возможно, Света ему и нравилась, кто знает... Она теперь стала красивой девушкой... Но чтобы он... чтобы любил ее — этого не могу сказать. Я бы сердцем почуяла. Такое скрыть нельзя... Думаю, ничего серьезного между ними не было. Говорю искренне, как мать.
Янина встала, оправила пальто. Поднялась и Вероника.
— Простите за беспокойство, столько времени отняла,— сказала Янина и после паузы добавила: — А вы все же похожи на мою дочь... Желаю вам счастья.
— Спасибо...
И они разошлись в разные стороны.
14
Когда смотришь на тихую поверхность реки, кажется, вода стоит на месте и нет вокруг ни водоворотов, ни отмелей, ни нерекатов — по всей ширине ровная спокойная гладь. Такой, очевидно, представляется со стороны и чужая семейная жизнь — тихой, спокойной. Со стороны...
Было воскресенье. Встали они позже обычного. Жорес, как всегда, планами своими не делился с Вероникой, но она поняла: собирается куда-то уходить.
Жорес принял душ, побрился. Вероника тем временем накрыла на стол. Он, как обычно, ел молча, слушал радио. Последние недели они вообще мало говорили, каждый был занят своими делами.
В легком цветастом халате Вероника стояла возле стола, готовая по первому слову мужа все принести, подать, принять. Он не пригласил ее даже присесть рядом, и Вероника принимала это как должное — уж так повелось с первых дней совместной жизни.
Наконец Жорес покончил с завтраком, глянул на часы и, не поднимая глаз, сказал:
— Дорогой секретарь, на моем письменном столе лежит черновик статьи. Прошу сегодня же переписать, завтра надо отдать на перепечатку... Кстати, собираюсь купить машинку — откроем свою фирму. Недурно, как считаешь? — Жорес посмотрел на жену и улыбнулся уголками губ, глаза его остались холодными, затуманенными, казалось, он вокруг себя никого и ничего не видит.— Но это позже... Сейчас еду к герою моего очерка. Надо уточнить кое-какие детали. Вернусь вечером. Не скучай...
Жорес встал, на ходу поцеловал жену в щеку, надел плащ и ушел.
Вероника осталась одна, она стала уже привыкать к своему одиночеству. Есть совсем не хотелось, но она знала, что режим питания теперь особенно важен — для нее и для малыша. С некоторых пор она научилась внимательно следить за собой. Твердо решила: не волноваться по пустякам, в любом случае сохранять спокойствие. Правда, ей это не всегда удавалось. Она все еще никак не решалась сказать Жоресу, что беременна — не хотела лишних разговоров и, возможно, обиды с его стороны. А ведь сам ни разу не спросил, не поинтересовался...
Позавтракала, убрала со стола, замочила кое-что из белья — вечером постирает, привела себя в порядок, подошла к зеркалу. Вроде бы совсем не изменилась. Но скоро, ой как скоро начнутся перемены... Станет некрасивой, неповоротливой. Прежде она мало обращала внимания на беременных женщин, теперь же при встрече каждую проводит взглядом, посочувствует мысленно, пожелает легких родов. Несчастные! Какая незавидная у них судьба, какую тяжкую ношу приходится им нести в жизни!..
Походила по комнате, посмотрела в окно — на погоду, на людей, спешащих в магазины, на рынок, за город на отдых. Потом села за письменный стол, стала просматривать черновик статьи. Статья была о недостатках в торговле лекарствами. Пробежала две-три страницы и отложила в сторону — неинтересно. Не лежала душа к этой работе.
Вспомнила о матери. Давно не видела ее. Решила проведать, а заодно глянуть на сына Славика. Стала собираться, прикидывать, какой подарок купить племяннику. Правда, денег было мало — Жорес из своей зарплаты выделял ей определенную сумму на каждый день. Вероника пыталась изменить такой порядок, но безуспешно. «Надо экономить на машину,— упорно твердил он жене.— Да и подучись еще вести хозяйство, для этого время необходимо...» И Вероника вынуждена была внешне смириться. Пусть будет так. Будущее покажет... Но душа ее протестовала. Разве можно так жить? Ведь она живой человек — со своими нервами, сердцем, самолюбием. Жорес, очевидно, полагал, что рассуждать ей не обязательно, главное — иметь руки и тело...
Вероника уже надела пальто и собралась выходить, как вдруг щелкнул замок и открылась дверь: на пороге стоял Жорес. Вид у него был мрачный. «Что-то случилось»,— пронеслось у нее в голове. Жорес вошел, свял плащ, пиджак, туфли и холодно уставился на жену:
— Куда собралась?
— Хочу мать проведать. Давно не была...
— Делать тебе нечего! — бросил он.— Статью переписала?
— Нет, не переписала,— с трудом сдерживая себя, ответила Вероника.