Вероника повела плечами, улыбнулась. Но тут же беззаботная улыбка сошла с лица:
— Почему же? Говорил. «Ах, какие у тебя зубки, Ника!», «Ах, какие у тебя нежные ручки, Ника!», «Какие у тебя голубые глазки... Как небо!» И все это с олимпийским спокойствием, с таким чувством собственного достоинства, словно одаривал меня бриллиантами. Точь-в-точь как пан Быковский!
И тут Вероника громко расхохоталась. Она живо представила себе Жореса с его плоскими комплиментами, будто позаимствованными у Быковского, в духе современности подновленными.
— Перестань дурочку валять, я совсем не об этом,— рассердился Славик и бросил ложечку в стакан.— Он никогда не говорил тебе... Не просил твоей руки?
— Руки? Ха-ха! — Вероника опять громко захохотала.— О чем ты говоришь?
Все уставились на нее, как на шута, пытающегося смешить не там, где надо.
— Да что от нее хотеть? — не сдержался Славик и сам заулыбался.— Ей еще в куклы играть, а не беседовать о таких серьезных вещах.
— Не такая она и маленькая, восемнадцать недавно исполнилось. Пора уже серьезно на жизнь смотреть,— медленно, будто диктуя, произнесла мать. Она всегда так замедляла речь, когда начинала сердиться.
Вероника насторожилась: значит, они уже не раз думали и говорили о ней. Выходит, им все ясно. Может, все уже и решено — без нее! Вот так комедия.
Казалось, разговору не будет конца. Однако Вероника поняла, что ей самой дается полное право выбирать и принимать окончательное решение...
Да, у Жореса собственная, хотя и однокомнатная квартира. Человек он культурный, интеллигентный. Не пьет, не курит, работает в солидной газете, выступает с большими, серьезными статьями... Таким женихам сегодня цены нет, и пусть она, Вероника, поблагодарит судьбу, что такой человек обратил внимание на нее, зеленую пигалицу, которой надо немало потрудиться, чтобы добиться чего-то в жизни. Тут нужна трезвая голова...
5
Как-то вечером, выйдя из читального зала, Вероника в вестибюле столкнулась лицом к лицу с Жоресом. «Неужели ждал?» — подумала она и смутилась. До последнего разговора дома она воспринимала его совершенно спокойно, как человека, не имеющего к ней никакого отношения. Теперь все менялось. Оказывается, он намерен иметь к ней отношение...
Жорес протянул руку, сдержанно, одними губами, улыбнулся. Глаза же его, как показалось Веронике, остались холодными и какими-то тусклыми, подернутыми туманом.
Вероника не знала, как вести себя, о чем говорить, зато все знал он сам: под руку подвел к вешалке, помог ей надеть пальто. Все делалось серьезно, с таким видом, будто происходит нечто очень важное.
Заговорил Жорес только на улице. Вероника невольно удивилась его умению молчать. Вот уж странный человек! Неужели он всегда проявляет такую выдержку?..
Заговорил — и сразу стало ясно, что у него все продумано: что сказать, каким тоном, на чем заострить внимание, где сделать паузу, а где логическое ударение.
— Признаться, я не надеялся вас найти. Волновался... Как будто мне пятнадцать лет. Не каждый способен на такие жертвы... Оцениваете?
Жорес говорил и поглядывал на Веронику сверху вниз словно хотел увидеть, какое впечатление производят его слова.
— Оцениваю! — бодрым голосом ответила Вероника.— Но интересно, вы волновались за себя или за меня? — И она так мило, искренне улыбнулась, как умела улыбаться, пожалуй, только она.
Жорес по-прежнему оставался серьезным и непроницаемым, будто хотел всем своим видом подчеркнуть: напрасно стараешься, дорогая, меня не так просто очаровать, как тебе кажется.
Ответил коротко:
— За себя давно перестал тревожиться.
Вероника хотела было ухватиться за его ответ, чтобы как-то продолжить разговор, однако у нее ничего не получилось — все было гладко, логично. Наконец после минутного молчания в тон ему сказала:
— А стоит ли вообще тревожиться из-за кого-то?
— Только чудаки способны тревожиться и рисковать из-за каждого встречного. Вы — исключение.— И, очевидно, желая быть правильно понятым, уточнил: — Это объясняется кругом моих интересов, как выразился бы истый канцелярист. Поэтому прошу вас отдать мне сегодня остаток вашего вечера. Приглашаю вас в кафе. Хотя бы вот сюда...
Они стояли у ярко освещенного входа в кафе. Вероника не ждала такого приглашения и неопределенно ответила:
— Поздно... Мама будет волноваться...