Он открыл блокнот, снял колпачок со старой перьевой ручки и написал: «Прощание».
Три часа спустя, исписав два десятка страниц и ещё плавая в тумане воспоминаний, он отложил ручку и пригладил ладонью взъерошенные волосы. Эйфория от внезапного всплеска вдохновения отступала, он почувствовал, что вспотел и страшно хочет есть. Он принял душ и поймал себя на ощущении, что забыл о чём-то важном и приятном. Как будто встал утром в Рождество и не посмотрел подарки.
Иветт! Ну, конечно!
Он вышел во двор и постучал в её дверь.
— Я почему-то была уверена, что это вы, — сказала она, открыв ему.
— Подскажите мне, пожалуйста, — попросил Адам, — где у вас лучший рыбный ресторан?
— «Пьяный какаду» на набережной Эрме, — ответила она.
— Я совсем недавно на острове, — сказал Адам, — это будет большой наглостью с моей стороны попросить проводить меня?
— Вы помогли мне, — улыбнулась она, кивнув на компьютер. — Я у вас в долгу. Подождите минутку.
Иветт ушла вглубь квартиры и вернулась в лёгком сарафане с открытой спиной.
Они прошли узким переулком на восток — в более оживлённую часть острова, обогнули роскошный отель и по мощёной булыжником улице спустились к океану.
— Вам сюда, — сказала она, подведя Адама к террасе с изображением какаду на вывеске.
— Огромное спасибо! — поблагодарил Адам. — А скажите, во сколько вы обычно обедаете?
— Около семи, а что?
— Сейчас без четверти семь. Вы у входа в лучший ресторан города. Что вы скажете, если я приглашу вас пообедать со мной?
Она оценивающе посмотрела на Адама, прищурив один глаз, и сказала:
— А вы коварны.
— Так рассчитайтесь со мной за коварство. Пообедайте за мой счёт, чтобы впредь мне было неповадно заманивать вас.
— Пожалуй, вас и правда надо наказать, — улыбнулась она. — Пойдёмте есть, и надеюсь, у вас хватит денег. Впрочем, если вы разоритесь, то так и быть, я помогу вам устроиться уборщиком на пляж!
Они сели за столик у самой воды. Волны плескались о доски причала. Последние лучи заходящего солнца осветили открытую террасу ресторана и цветы в кашпо. Несколько секунд кремовая обивка дивана, белые розы в вазе и скатерть на столе казались жёлто-красными. Неестественно яркие, почти жёлтые глаза Иветт чуть прищурились, глядя прямо на солнце, а через мгновение опять расширились, став светло-карими, когда солнце скрылось за горой.
Мир выцвел и посерел. Адам, с удовольствием наблюдавший красочное преображение его спутницы и ресторана, вздохнул и открыл меню. Он заказал осьминогов на гриле и местное белое вино. Ему нравилось пить местные вина, они везде немного разные. Разные страны, разный виноград, разные люди. Иветт выбрала пасту с моллюсками и согласилась на белое.
— Чуть-чуть, — сказала она.
Пока повар готовил заказ, на город опустились сумерки. Тени стали глубже, в них появилась синева, и наконец наступило зыбкое равновесие между светом и темнотой, когда сидеть без света уже вроде бы не комфортно, но зажигать его ещё не хочется.
Цветы, закрывавшие почти весь фасад соседнего дома, приобрели предельно насыщенный оттенок фиолетового. Прохожие останавливались и любовались ими, небольшая площадь постепенно заполнялась народом.
— Это место — как сон о рае, — сказал Адам. — Не сам рай, а зыбкое воспоминание на грани сна и бодрствования, когда кажется, что вот-вот тебе откроется что-то прекрасное. Жаль, я всегда засыпаю в этот момент.
— А вы — поэт, — сказала Иветт, как-то по-новому посмотрев на Адама.
— Что вы, я — прозаик, — отшутился он.
По всему побережью загорались огни. В ресторанах, отелях, на частных виллах. На востоке засветилась горсть светляков на пляжах Анди. Подошёл официант, зажёг свечи и открыл вино.
— За знакомство? — предложил Адам.
— И за поэзию! — согласилась Иветт.
Звякнули сдвинутые бокалы.
Они ели осьминогов и моллюсков, маленьких рыбок в белом терпком соусе, разговаривали, пили вино, а потом опять разговаривали.
— Что-то мне дало в голову, — сказала Иветт. — Давай выпьем кофе?
Адам не заметил кто первым сказал «ты», это получилось как-то само собой.
Она подняла руку, подзывая официанта:
— Маленький капучино с ванилью, пожалуйста.
— А что желает месье? — спросил официант, бросая любопытные взгляды то на Иветт, то на Адама и как будто чуть улыбаясь уголками губ. С этой полуулыбкой невинный вопрос звучал двусмысленно.
— Месье желает того же, что и мадемуазель, — ответил Адам.
— Отличный выбор, месье.