С уважением, Долорес Смит.»
Тот листок был в разводах, из-за чего мне было трудно прочесть то малое количество предложений, что было написано. Видимо, женщина плакала, когда писала, и я ее понимаю. Она отрывала от своего сердца своего ребенка, отправляя ее одну неизвестно куда с чужими людьми, не зная что будет с ней там. Это тяжело и не дай бог кому-то это пережить. - Что стало с ее мамой? - про блокнот я уже совсем забыл, как и про то, что очень торопился. - Она погибла, - с грустью сказал он, - но об этом я узнал только тогда, когда прибыл домой. А пока на тот момент мне было известно, что 29 августа 2005 года Новый Орлеан затопило. Его большая часть была погружена под воду. Конечно и другие города пострадали, но сильнейший урон понес именно этот город. Рассказывать об этом, как и о письме, я Лиззи не стал, посчитав нужным уберечь ее от этой информации. И считаю, что правильно сделал. Хоть она и была у меня умницей, но такого бы не выдержала, а я теперь был ответственен за нее и никак не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось. Вскоре, когда аэропорта снова заработали, мы смогли выбраться отсюда. Правда возникали трудности с моей Лиззи, ее нигде не хотели пропускать, но, как говорится, деньги решают все, и в этом я убедился лично. Мне пришлось почти везде платить приличную сумму, показывая при этом документы девочки и то самое письмо. Не хотя, но нам все же разрешили поднять на борт. Потерпев еще немного, мы прибыли в Бостон, где я родился и вырос. Ступив на родную землю, я стал улыбаться, понимая, что я смог выжить, я выбрался, но вот счастья моего не разделяла Лиззи. Она была хмура и смотрела на всех с опаской и нескрываемым не доверием. Только когда мы приехали ко мне домой, она чуть ожила, интересуясь всем новым для нее. Небольшой двухэтажный домик заинтересовал ее, она впервые за все это время стала улыбаться, но в себя она пришла только через год. Этот год для нас был очень непростым, даже можно сказать тяжелым, но мы справились. Да, не спорю, было очень трудно, особенно, когда Лиззи узнала о смерти матери, но и это прошло, оставив лишь воспоминания. - Ты точно этого хочешь? - спросил я однажды, сидя в ее комнате на мягкой кровати, где лежала моя маленькая Лиззи. - Конечно! - как же мне нравилось, когда она меня целовала. На душе сразу легко и хорошо становилось, не передать словами. Так и получилось, что в скором времени я оформил все необходимые документы и Элизабет Браун стала моей законной дочерью, взяв мою фамилию. Я не мог нарадоваться тому, что я наконец-то не один. Что у меня теперь есть любимая дочь, за которую я любого убью, если только посмеют ее обидеть или хоть тронуть пальцем. Когда ей исполнилось тринадцать, как и у всех подростков, у Лиззи начался переходный возраст. Она стала врать, прогуливать уроки, а на уме у юной особы появились одни мальчики. Почему-то данная вещь начинала меня злить, а когда я видел ее в компании какого-нибудь прыщавого мальчика, на уме которого вовсе была не дружба, я приходил в ярость, сам не понимая почему. Было странно замечать такое за собой, очень странно, но я старался сильно не зацикливаться на этом, говоря себе, что во мне просто проснулась отцовская любовь и так должно быть. Но начались ссоры, непонимания и домашние аресты, которые временами она игнорировала. А однажды она вовсе разбила мне сердце, сказав ужасные слова, за которые потом долго просила прощение и чувствовала себя виноватой передо мной, но я на нее не обижался, ведь это была моя милая Лиззи, которую я любил, как потом оказалось не совсем отцовской любовью. Случилось это в конце октябре 2008 года. В школе у Лиззи намечался какой-то праздник, как тогда она сказала мне, это была дискотека в честь Хеллоуина. И я ничего против не имел, чтобы она сходила и повеселилась там со своими сверстниками, но когда я увидел ее наряд, в котором она собирался туда пойти: непозволительно короткая юбка, обтягивающая ее попку, топик, что ели-ели скрывал от любопытных и похотливых взглядов ее только начавшие расти груди, и макияж - яркий, неаккуратный, словно моя дочь была одной из тех, ко принадлежал самой древней профессии. Я, мягко сказать, был в шоке и не понимал, откуда все эти вещи могли взяться в гардеробе Лиззи. Такого разврата я никогда бы не купил своей девочке. И конечно же, как и любой другой отец, любящий и заботящийся о своем чаде, сказал, чтобы она немедленно пошла и переоделась. Но как обычно начались отговорки, мольба, а потом и гнев. - Ты мне никто! Ты не имеешь права запрещать мне что-то! - крикнула она это, после чего скрылась за дверью своей комнаты. Как я уже говорил, мне было больно слышать это, но обижался я недолго, и когда Лиззи пришла ко мне с извинениями, я был не в обиде на нее, понимая, что это она сказала не со зла. А еще я понимаю, что вас интересует вовсе не история о ее переходном возрасте, а о моей любви к ней. Что ж, я не осуждаю вас, ведь любому другому на вашем месте тоже была бы интересна эта часть истории. И поверьте, я вам расскажу все, утаивать ничего не буду, ведь мне нечего скрывать. На тот момент ей было четырнадцать, мне тридцать девять. Между нами разница в двадцать пять лет и я это осознавал, ведь это было не два года, не четыре и уж тем более не пять. Я был старше нее на четверть века, но когда видел ее с мальчиками, меня начинала бить дрожь. Да, я прекрасно понимал всю плачевность создавшейся ситуации, но чего я только не делал: переубеждал себя, пытаясь донести до своего мозга, что я ее отец и только поэтому люблю, затем стал противен себя, когда убеждения не сработали, был гнев, отвращение и боль - ничего не помогало.Тогда я решил стараться не обращать внимание на это, прикрываясь отцовской ревностью, и убеждая себя в том, что я не педофил. И вроде бы все хорошо получалось, я стал забывать о этом, мог спокойно смотреть на Лиззи, гулять с ней и смотреть фильмы. Но когда я увидел ее в объятиях какого-то парня на пороге собственного дома, который был старше моей девочки на пару лет, а может и больше, все возведенные мною стены рухнули, словно карточный домик от легко порыва ветра, а их поцелую выбил почву из-под моих ног, я забыл обо всем на свете, все мои убеждения перестали работать, а мысль, что она моя дочь и я не должен так поступать, была отодвинута куда-то назад, оставив только одно желание - спрятать свое сокровище и никому не отдавать. Почти так и сделал, я помню как выскочил из дома, затолкал туда свою Лиззи, а ему набил его смазливую рожу. Больше я его не видел. Но с того дня у меня начались проблемы, нет, не с Лиззи, а самим собой. - Вы не пробовали отправить ее в какой-нибудь закрытый пансионат? - чай совсем остыл, но я не обращал на это внимания, слушая мужчину. - Что вы, конечно же думал, но на тот момент я уже осознал свою истинную любовь к ней и отпускать куда-либо свою девочку не намерен был. Я даже старался ее избегать, стал меньше проводить времени в ее компании, но сделал только хуже себе и, к слову, ей тоже. Лиззи стала странно смотреть на меня, и мне порой казалось, что девочка моя знает причины моего стран