— Я спущусь первым, — заявил он, — буду принимать девку. Макс, Вадим, держите веревку. Годится, Бугор?
Оглушивший Милу парень кивнул.
Макс и Вадим спустили канат в окно до самой земли. Его конец бандиты крепко держали вдвоем, Гоша быстро скользнул вниз.
— Теперь девку! — приглушенно крикнул он, уже стоя в палисаднике.
Окна квартиры выходили на сторону, противоположную входу в подъезд, поэтому Север из машины не мог видеть этих манипуляций.
Милу обвязали канатом, пропустив его под мышками, и осторожно опустили бесчувственное тело на руки Гоше. Затем слез Вадим.
— А как же ты, Бугор? — спросил уходивший предпоследним Макс бригадира, державшего для него канат.
— Ничего! — усмехнулся тот. — Спрыгну. Что такое третий этаж для славного советского десантника?
Спустив Макса, Бугор выбросил следом веревку и выпрыгнул сам. Подхватив легкое тело проститутки, бандиты устремились через палисадник к автомобилю.
Очнувшись, Мила никак не могла понять, куда она попала. Сырые, в мокрых потеках стены, какие-то трубы, глухое окошко под самым потолком, тусклый электрический свет… Девчонка огляделась. Напротив нее стоял неприятно улыбающийся азиат, сжимавший странного вида кнут с короткой толстой рукояткой, и русский мужик явно блатного вида. Сама Мила, абсолютно голая, была привязана к толстой трубе посреди помещения. Четверо похитивших Астру бандитов гужевались по углам.
— Что вам от меня надо? — спросила Мила, преодолевая тошноту и боль в затылке.
— Я Сыч, — вкрадчиво произнес блатной. — Слыхала? А это мой главный заплечных дел мастер. Его зовут Алим. — Уголовник хлопнул азиата по плечу.
— А я — Астра! — усмехнулась Мила. — Проститутка. Даю всем, кому не лень. Дальше что?
— Ты не Астра, девочка! — сказал Сыч ласково. — Твое имя Мила. Фамилия — Белова. И твой брат Шаман — вовсе никакой не Шаман и не брат. Он — твой муж Север Белов!
— Ага. Это ты расскажи Фраерману! — фыркнула Мила.
— Кому? — не понял Сыч.
— Фраерману. Или Хабибулину. Или Асламову. Или любому подобному же придурку. Может, кто и поверит.
— Почему?.. — опешил Сыч.
— Инородцы — они вообще склонны верить любой дешевой байке. Например, что они умнее русских. Инородцы да блатные — самая тупая и мерзкая категория населения России. Что те чурки, что эти, — издевалась Мила.
Глаза Алима налились кровью. Сыч побагровел.
— Вот что, девка, — рявкнул он зло. — Времени у меня мало. Ты должна рассказать мне, где прячется твой мужик. Север Белов. Ты в любом случае расскажешь все, что я захочу. Так лучше не задерживай.
— Ага. Отсоси у дохлой обезьяны. Ща, рассказала! — Когда Мила хотела, она могла быть оскорбительно груба. Ее слова и тон хлестали самолюбие собеседника не слабее, чем Алимов бич — тела жертв.
— Сука! Проститутка вшивая! Подстилка сортирная! — Сыч буквально брызгал слюной. — Все ты мне скажешь! Запоешь канарейкой!
— Канарейки не поют, дегенерат, — бросила Мила спокойно. — Поют кенари. Только такой ублюдок, как ты, может этого не знать. Где тебя мать рожала? Небось на помойке нашла? В яме с дерьмом?
Сыч сжал кулаки, заскрипел зубами, но страшным усилием воли взял себя в руки.
— Приступай, Алим! — приказал он.
Сладострастно осклабившись, Алим развернул бич. Сыч отошел подальше, чтобы кнут ненароком не задел его. Азиат крутанул свое оружие в воздухе, примериваясь, и наконец с маху опоясал обнаженное тело девушки. От крика Милы, казалось, лопнут барабанные перепонки.
— Еще или достаточно?! — прошипел Сыч. — Будешь говорить?
— В рот возьми, пидор! — хрипло выкрикнула Мила. — Чмо парашное!
Едва сдерживаясь, Сыч срывающимся от ярости голосом проговорил:
— Давай, Алим, по полной программе! Пока сама не попросит выслушать ее!
Алим радостно ухмыльнулся. Бич, издавая шипящий свист, замелькал с неуловимой для глаза скоростью. Кнут терзал тело Милы, оглушительно чмокая, вспарывая кожу и мясо почти до костей. Но любые звуки просто тонули в крике жертвы.
Миле казалось, что она вот-вот умрет. Боль была не просто невыносимой — адской, запредельной. Острыми иглами вонзаясь в мозг, она не давала провалиться в спасительное беспамятство. Хотелось одного — умереть скорее, чтобы это все кончилось.
— Козлы порченые! Петухи топтаные! Чмошники! Дерьмоеды! Вафлеры! — сипло кричала Мила. — Убейте меня, убейте, суки позорные! Бакланье! Сосалы камерные!
Она выкрикивала самые страшные для уголовников оскорбления, надеясь, что они не выдержат и прикончат ее. Выйти отсюда живой Мила не рассчитывала. Но точно знала: Севера она не выдаст. Пусть блатные делают что хотят. Скорей бы смерть…