Она не пояснила, почему именно Ячиро-сан обнаружила моего отца, в этой ситуации это было уже не важно. Несколько секунд Мари молчала.
— Такаши, я растеряна, я полностью выбита из колеи! Нужно организовывать похороны! Столько всего нужно сделать! А я не могу…, я просто не знаю… Я понимаю, что у тебя экзамены, но не мог бы ты… нет! Прости! Забудь, что я сказала! — быстро поправилась она.
— Я приеду так быстро, как только смогу! — твердо сказал я. И тут Мари разрыдалась, я ни разу ещё не слышал, чтобы она плакала так горько.
— Я скоро приеду! — повторил я, не представляя себе, чем я могу успокоить сенсея. Только бы были билеты! Рина подняла голову и взглянула на меня. Лицо её было заспанным, волосы растрёпаны, в свете начинавшегося утра, лицо её показалось мне серым.
— Что случилось, Такаши? — спросила она, зевая.
— Отец умер, — отвечал я ей.
Мы стояли по разные стороны барьера, я со своим вечным рюкзаком за спиной, подаренным мне когда-то отцом, и Рина в безразмерном свитере, сползшим с одного плеча, на её открытом плече видна была бретелька лифчика телесного цвета. Я только что прошёл регистрацию и с тревогой прислушиваясь, ждал с минуты на минуту объявления о начале посадки. В аэропорту было по-будничному людно и никому не было до меня дела. Проходившие мимо мужчины косились на Рину с явной заинтересованностью, и это заставляло меня испытывать острые уколы ревности. Мы стояли совсем близко друг к другу и, всё же у меня было чувство, что Рина уже очень далеко от меня.
— Поехали со мной! — попросил я, дотронувшись до её холодной руки. Рина закусила губу.
— Я не могу, — проговорила она, глядя в сторону, — у меня завтра встреча с редактором. Кроме того, я не хочу мешать тебе!
— В смысле? — удивился я.
— Теперь тебе ничего не будет мешать! — сказала она, взглянув мне в глаза, с мольбой и злостью одновременно. У меня появилось ощущение, что она хочет, чтобы я увёз её с собой насильно.
— Что ты говоришь?! Звучит, так как будто я желал смерти своему отцу! — возмутился я.
— Нет. Конечно, нет! — Рина криво усмехнулась, — и всё же нельзя не заметить, что теперь для тебя всё складывается просто замечательно!
То, что она говорила было жестоко, несправедливо и глупо, но у Рины было такое несчастное лицо, что я просто не мог на неё разозлиться.
— Ты всё ещё любишь мою мать? — спросила она, глядя мне в глаза.
— Рина, поехали со мной! — взмолился я.
Она опять усмехнулась.
— Сказала же, что не могу!
— Я, возможно, скоро вернусь! — пробормотал я сам, понимая, что звучу не слишком убедительно.
В этот момент громко объявили посадку на рейс до Токио, я невольно обернулся на звук голоса призывавшего проходить к посадочным выходам.
— Мне пора идти! Пока, Такаши-кун! — Рина повернулась, поправила на плече постоянно съезжавший свитер и, закинув на плечо свою большую кожаную сумку, зашагала прочь от меня.
— Рина, поехали со мной! — закричал я. Она не обернулась.
— Ты приедешь на похороны?
Она махнула мне рукой, не поворачивая головы, мне показалось, что она плачет и не хочет, чтобы я увидел слёзы на её лице.
— Я люблю тебя, сестрёнка! — закричал я так громко, что несколько пассажиров обернулись на меня. Рина исчезла за вращающимися дверями аэропорта, а я пошёл к своему выходу. Уже сидя в самолёте, я написал Мари: я на борту, буду через час. Она прочитала, но не ответила. Подождав ещё пару минут, я выключил телефон и откинулся в кресле. Сегодня утром я явился в деканат и попросил академический отпуск на шесть месяцев в связи с семейными проблемами. Я также предварительно узнал, что нужно для того, чтобы перевестись на заочное обучение. Про то что я скоро вернусь, было, враньём и Рина отлично знала об этом. Уж что-что, а дурой она никогда не была. Стройная, но не слишком симпатичная, на мой вкус, стюардесса с необыкновенным артистизмом указывала на расположение аварийных выходов, взмахами длинных рук похожими на крылья охотящейся чайки. Я пристегнулся, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Мысль о том, что отца больше нет в живых, всё никак не укладывалась в моей голове. Для меня он всё ещё был живым человеком, добрым, отзывчивым и нелепым. И вместе с тем предельно собранным и жёстким в вопросах нашего небольшого бизнеса. Я испытывал смешанные чувства, радость и горе смешивались во мне в странных пропорциях, и я не мог понять, чего больше. Рина неправа, я никогда не желал отцу смерти! И в тоже время сейчас нельзя было не признать, что меня сильно волновала мысль о том, что Мари теперь свободна. Не могу не признаться, что я не думал о том, что теперь смогу жить вместе с любимой женщиной и своей дочерью. Впрочем, думать об этом было ещё рано. Самолёт закончил рулёжку, стюардессы уселись на свои приставные стульчики и пристегнулись. На их лицах застыло выражение обыденности и скуки. Не могу сказать, что боюсь летать, ничего такого, но всё-таки я некомфортно себя чувствую сидя как селёдка в бочке внутри алюминиевой трубы, несущейся вперёд с огромной скоростью. Больше всего меня выбивало из колеи ощущение полной беспомощности. От меня уже ничего не зависело, моя жизнь была в руках других, неизвестных мне людей. Но сейчас я полетел бы к Мари даже если бы моей жизни угрожала реальная опасность, хотя на самом деле я и правда не люблю летать. Поэтому, когда самолёт приземлился в столичном аэропорту, я испытал одновременно облегчение и тревогу. Облегчение из-за того, что был уже на месте и тревогу, потому что вдруг понял, что хотя я и дома, всё не будет уже так как раньше. Закинув за спину рюкзак, я поблагодарил стюардессу, получил от неё дежурную улыбку и торопливо зашагал по коридору. Пока другие пассажиры получали багаж, я миновал паспортный контроль и, выйдя из зала прилётов, сразу заметил Мари. Она стояла посреди зала, нервно стискивая руки и вглядываясь в лицо каждого выходившего мужчины. На ней был деловой костюм, пиджак и юбка, поверх которого был накинут лёгкий плащ. Я отметил про себя, что она похудела ещё сильнее, мне вообще показалась, что Мари выглядит нервной и подавленной. Когда она заметила меня, лицо её просветлело, сенсей бросилась ко мне и через секунду оказалась в моих объятиях. Я обнял её, похоже, что я ещё вырос, теперь я был выше Мари-сан почти на голову. Мы стояли посреди зала для встречающих, мимо нас проходили люди, катя свои объёмистые чемоданы, они косились на нас с неодобрением. Но нам было наплевать на всех них. Едва я ощутил запах Мари, тепло её тела, как позабыл обо всём на свете, даже о том, для чего вернулся домой. Миура-сенсей подняла на меня глаза и спросила, так как спрашивала в те времена, когда мы встречались: