Другое дело, что после идиллически проведенной недели и у Берберовой с Макеевым наступают, в свою очередь, трудные дни. 1 сентября в Париж возвращается Осоргина, и Макееву предстоит с ней серьезно объясниться. В дневнике Берберовой отмечено, что «К<оля>» уехал встречать Рахиль Григорьевну на вокзал, а она осталась дома ждать вестей. Однако проходят целые сутки, но Макеев – вопреки установившейся за эти месяцы традиции – не забегает даже на минуту, и Берберова не знает, что думать. В дневнике записано: «Безумное сост<ояние>. Весь день в постели. В 5 ч<асов> Послед<ние> Новости. Веч<ером> дома»[33].
Макеев не приходит и на следующее утро, и Берберова, видимо, начинает основательно злиться. Она уже не проводит «весь день в постели», а заставляет себя подняться и начать функционировать. С утра Берберова отправляется на панихиду по Тургеневу (3 сентября 1933 года исполнялось полвека со дня его смерти), затем с Алдановым и Зайцевыми в ресторан, а после в том же составе к себе домой. Поздно вечером, когда гости разошлись, пришел Макеев, но Берберова «не открыла ему. Не зажигала света»[34]. Она притворилась, что ее нет дома, явно желая ему продемонстрировать, что все происходящее волнует ее не слишком.
Макеев появился на следующее утро, и на этот раз Берберова ему открыла. Мы не знаем, как он объяснил ей свою домашнюю ситуацию, несомненно, весьма непростую, но знаем, что Берберова приняла его объяснения. Все утро и день они проводят вместе, и так же будет до конца недели, пока Макеев не уедет по делам в Бельгию. Судя по дневнику Берберовой, он приезжает обратно вечером 8 сентября, она встречает его на вокзале, и они отправляются прямо с вокзала в гостиницу, где проводят ночь. Рахиль Григорьевна, очевидно, считала, что Макеев возвращается только через сутки.
Эта хитрость говорит о том, что по каким-то причинам Макеев не смог сказать Осоргиной, что им надо расстаться, а если даже сказал, то настоять на этом не получилось. Скорее всего, его снедала жалость к Рахили Григорьевне, снова оказавшейся – несмотря на всю свою преданность – в роли разлюбленной жены, как это было когда-то с Осоргиным. В письме своей давней знакомой Осоргин написал о Рахили Григорьевне так: «Очень она у меня хорошая, совсем мне не годится. Очень обо мне заботится, радостей же от меня никаких»[35]. Видимо, нечто подобное испытывал и Макеев, пытаясь найти компромисс. Утром и днем он видится с Берберовой, но приходить к ней вечером не может. 12 сентября она, в частности, пишет: «К<оля> завтракал и был. Веч<ером> одна дома, ждала К<олю>, но его не пустили»[36].
Вечера Макеев проводит с Рахилью Григорьевной, как правило, на людях, часто в кафе «Le Murat». 19 сентября в «Le Murat» приходит и Берберова, где в компании Алдановых и других знакомых застает Макеева и Осоргину. В дневнике не сообщается никаких подробностей этой встречи, но появление Берберовой, безусловно, еще больше накалило и без того накаленную домашнюю обстановку Макеева.
Неслучайно уже на следующий день Берберова и Макеев начинают энергичные поиски квартиры, так как стало понятно, что они должны немедленно съехать из дома на улице Клода Лоррена. Но, как свидетельствует дневник Берберовой, Осоргина не стала ждать, пока квартира будет найдена, и 24 сентября ушла из дома сама. С этого момента Макеев проводит с Берберовой все вечера, а 2 октября они отмечают в ресторане знаменательное событие: его «последнее объяснение с Р<ахилью> Г<ригорьевной>»[37].
Определенную версию характера Осоргиной и всех связанных с этим сложностей Берберова предложит в романе «Книга о счастье», где повествуется не только об отношениях Веры с Кареловым, но и о ее отношениях с женой Карелова. И хотя такая сцена романа, как приход жены Карелова к Вере и неловкая попытка ее застрелить, вряд ли имела под собою сколько-нибудь реальную основу [Берберова 1936: 106–109], стремление Берберовой представить Осоргину психически неустойчивым существом, способным на самый безумный поступок, не вызывает сомнений. Впрочем, в книжном варианте романа, вышедшем под названием «Без заката» в 1938 году, сцена с выстрелом отсутствует, равно как и сама жена Карелова: там лишь мельком говорится, что она давно бросила мужа.
Столь радикальное изменение сюжета, скорее всего, связано с тем, что к этому моменту страсти полностью стихнут. Весной 1935 года Рахиль Григорьевна окончательно исчезнет с горизонта Берберовой: дочь видного еврейского философа и публициста, известного под псевдонимом Ахад-ха-‘Ам, она уедет в Палестину, где давно обосновалась вся ее семья[38].
37
Ibid. В письме Буниной от 21 октября 1933 года Осоргина описывает случившееся по-иному: «Итак, Вы уже знаете, что я покинула Н<иколая> В<асильевича> и что последней каплей, переполнившей чашу, была Берберова. О ней должна сказать, что если бы она была моей кухаркой, то вряд ли на одну хотя бы йоту ее поведение отличалось бы от того, к<а>к во всей это истории себя держала она. Н<иколай> В<асильевич> очень много плакал и просил вернуться, и даже грозил “перестрелять” всех тех, кто говорит, что она за него выходит замуж (это всем “по секрету” сказала она), но теперь уже поздно. Теперь она вспомнила сыграть Травиату и вчера уехала с Claude Lorrain, но я уж не вернусь к Н<иколаю> В<асильевичу>… <…> Завтра Н<иколай> В<асильевич> возвращается из Испании и опять начнет меня мучить. Вообще, предстоит еще много неприятностей, но и это пройдет, к<а>к пройдет все остальное. Пока я живу у Авксентьевых». Цит. по: [Khazan, Weissblei 2022: 261].
38
Судя по письмам Рахили Григорьевны из Палестины, она, как ни странно, не держала на Макеева особого зла, а по-прежнему возлагала всю вину на Берберову. В письме М. В. и М. А. Вишнякам от 31 июля 1942 года Рахиль Григорьевна обвиняла Берберову в самых абсурдных грехах, а именно в том, что она «чрезвычайно охотно сотрудничала с Кремлем в 1919–20 годах, и… быстро переменила свои убеждения, когда попала в Париж». Цит. по: [Khazan, Weissblei 2022: 379]. Неудивительно, что слухи о пронемецкой ориентации Берберовой Рахиль Григорьевна приняла не без удовлетворения, выразив при этом надежду, что «Николай» их не разделяет [Ibid.].