В это время вошел Володя, как всегда, напомнивший Люсе дон-кихотика (такая же бородка, аскетическое красивое лицо, только рост другой).
— О чем вы тут? — спросил он, ласково оглядывая Люсю, как, впрочем, стали оглядывать ее почти все знакомые мужчины, узнавшие о ее разводе.
— Свадьбу вашу вспомнили, — сразу перевела разговор Люся в матримониальное русло: мол, я хоть и свободна, но ваша семья для меня свята от свадебных дней до могилы.
— Хорошая была свадьба — почаще бы такие, — сказал Володя.
Люся мысленно упала со стула. Рогнеда быстро нашлась:
— Милый, ты начинаешь новый год жизни со злословия — на счастье, как говорил Пушкин?
“Ну и злая Рогнеда стала, да еще Пушкина в качества базы подает”, — подумала Люся.
II
Для Рогнеды Люся была такой простой, что читать ее мысли не стоило труда. Наверняка возмущается цитатой из Пушкина, а чего возмущаться! Как всякий светский человек, Александр Сергеевич бывал и таким. Да и побыла бы Люська в шкуре Рогнеды! Сегодня пришла в парикмахерскую: фена нет — перегорел. Пришла в другую — перегорел. Да что, начала, у вас за бедность не порок. А они в ответ: у вас дома тоже утюг перегорает. Пришлось написать жалобу, ведь дома — это дома, а тут — на работе — инструмент вышел из строя, и хоть бы что... Рогнеда быстро попробовала кусок шашлыка, потом дала мужу.
— Совеем как настоящий! Совершенно не жуется, — и он бросил на кухонный стол одну резиновую штуку мяса, которая не жуется, — она долго подпрыгивала, как настоящая резина.
— Значит, передержала, — догадалась Рогнеда. — Следующую партию я меньше буду… Иди, милый, не мешай, ты знаешь, какой у меня был день!
Рогнеда сегодня не только заранее приготовила мясо (отец звонил и предупредил о подарке), не только героически выдержала три парикмахерских, но и чуть не попала в переделку на работе. Ее еще вчера предупредили, что сегодня на открытом партийном собрании ей будет вручена благодарность, поэтому обязательно присутствовать. И вот, проклиная эту благодарность, она потащилась на собрание, вся в мыслях о предстоящем дне рождения: за стол она не беспокоилась, сделает, она и раньше любила задавать себе такие задачи, типа “За двадцать минут все для гостей” (все: это пять салатов, яичница с сыром, помидорами, луком, салом, укропом, бутербродами с новомодными двузубыми пластмассовыми вилочками, воткнутыми тут же). Беспокоилась она за программу. Придет отец, придет брат Володьки, обязательно Зина с мужем — все это родные, любимые и требовательные к программе застолья личности. Рогнеда решила обдумать все на собрании и стала выбирать местечко подальше, но из-за этих парикмахерских она пришла слишком поздно: все свободные места были уже придерживаемы для своих да наших, Рогнеде пришлось сесть на самом первом ряду, рядом с занудой библиотекаршей, которая еще со студенческих лет была строга с Рогнедой, и до сих пор, хотя Рогнеда уже два года как сама доцент, та пытается держать себя строго: не упустит случая выговорить за задержанную книгу. И эта библиотекарша вдруг взяла слово да такую речь сказала! Почему это ректор получил выговор, но уже через месяц награждается орденом? Одновременно награждается и его жена, директор библиотеки, — за хорошую работу. Но о какой работе может идти речь, если библиотека уже полгода как затоплена! Книги в подвале в таком состоянии, что их нет смысла сушить, проще выбросить. А все потому, что ректор не разрешал пробраться к спасению книг — ведь это можно было сделать только через сауну!
По залу прошел призрак сауны: стало жарко, парно, как в бане, но никто так и не решился крикнуть: мол, какая такая сауна, откуда взялась и почему никто слыхом не слыхивал?
А выступающая между тем села на свое место — рядом с Рогнедой. Ректор смотрел на Рогнеду. Она понимала, что он ее не замечает, а занят молниеносным сочинением речи-опровержения. Старый демагог был известен своим приемом нападения при любой защите: небось, традиционно ответит так: у нас однопартийная система, товарищи, партия меня наказала, партия и наградила — ей виднее, а кто является противником нашей однопартийной системы, тому не место в рядах работников университета. Все же прекрасно знали, что ректор является не столько поклонником однопартийной системы, сколько — однополой любви. Для этого ему сауна, конечно, понадобилась, как же без сауны…