— А Даша мне родная сестра! Да. У меня глаза пирожком — и у нее, у меня родинка на мизинце — и у Даши! — выпалила Настя, начиная набрасывать Дороти на альбомном листе.
Благостный с прогулки с Дашей вернулся Миша. Дороти, довольная своим портретом в карандашном варианте, помогала Антону по сольфеджио. Выпили за детей. Они — лучше нас, сказал Миша, нам тлесть... им время цвесть. На фоне Пушкина снимается семейство-о... Что празднуете? — спросила соседка Нина, заглядывая на пение. Полноту бытия, ответил Миша. Как? А клуб? Клуб же запретили! — запричитал подполковник Алешин.
В это время в лезгинке, выбрасывая руки вперед и в стороны, влетела из детской Сонечка: а Безымянка родила. Она черного котенка родила, в белых гольфах. Ля-ля-ля!
— Всегда эмоциональный подъем — это можно назвать контрапунктом семейной симфонии Ивановых, — заметил Андрей.
— Но клуб-то запретили! — продолжал свое подполковник Алешин. Миша хорошо поет, но клуб-то как? Быть-то как?
Миша пел, ликуя, потому что он хоть что-то теперь понял в этой действительности. Ему год назад поручили собрать сборник местной фантастики, так называемый “Поиск”, а потом стали ругать за то, что собрал. Миша послал это тогда Булычеву на рецензию, пришел фантастически хвалебный ответ, а Мише за это всадили выговор. Он озверел и раскидал рукопись сборника по кабинету. Две сотрудницы срочно стали собирать по листочку, а третья держала дверь, чтоб не вошел Главный.
— Клуб взяли и закрыли! — На кухне подполковник Алешин поведал Нине всю историю. — Ле Гуин, мол, пугает третьей мировой войной...
— Ночь темна перед рассветом, — рассеянно сочувствовала Нина, думая о своем: второй день магнитная буря, голова раскалывается, а соседи пьянку устроили, шум такой, что...
Подполковник увидел слезы на глазах и подумал, что это огромное сочувствие. Он не знал, что слезы от магнитной бури, и хотел обнять Нину.
— Безымянка второго котенка родила, — влетела на кухню Сонечка.
— Хватит! — закричала Нина, и ее сверчкообразный голос поднялся до недосягаемых нот. — Чтоб тихо стало, поняли? Я скоро комнату менять начну, чтоб никаких гостей... а то...
Всю ночь Безымянка перетаскивала котят к Насте в постель, та спросонья кричала:
— Цвета, Цвета! Убери! Опять котята!
— Ничего, просто кошка тебе доверяет...
И тут Свету осенило: надо выхлопотать Насте комнату, пусть соседка в нее поедет... раз уж здесь ей так не хочется.
Ревность
Каждый день во время уборки Света снимала с кухонного шкафа красную кружку с водой. Выливала. На пятый день она не выдержала и закричала: кто и зачем воду... на шкаф! Настя фыркнула: а она-то думает, какой дурак ее сладкую воду все выливает! Только разведет с сахаром — выльют. Настя ею челку ставит — по-модному, как лаком для волос. Миша пожал плечами: чего кто выиграл-то? Все выяснили, зато совершенно исчезло волшебство из жизни. Света яростно выпучила на мужа правый глаз: тебе хотелось, чтобы все с фантастикой прояснилось, да? Так и ей иногда хочется ясности. Настя, чего ты все в окно да в окно, работай себе, Дороти так ждет портрет! Но Настя решила, что и так сойдет, и убежала. (Хомо во дворе появился! Это какой Хомо? Про которого на заборе, как в баню идти, написано: “Осторожно, злая собака”.) В дверь дико-нервно затрезвонили. Мама Лады, за эти годы располневшая так, что стала походить на Екатерину Вторую времен пугачевского бунта.
— Извините! — зычно, но сдержанно произнесла она. — Ваша Настя! Да-да, Настя! Говорит, что убьет Ладу за то, что она отбила Хомо!
— Настя? — Света сразу обессилела и присела на корточки прямо в коридоре, в голове пронеслось вчерашнее — как вдруг ни с того ни с сего Настя спросила:
— Цвета! У нас будет хоть машина-то когда-нибудь, нет?!
Миша срочно позвал в форточку Настю. Когда она вошла, мама Лады властно, как настоящая Екатерина Вторая, спросила, правда ли, что она обещала убить Ладу.
— Убью! — ледяным голосом ответила Настя. — Отбила у меня парня!
Тут мама Лады забыла, что она похожа на царицу, — в голосе ее пошли зазубренные подголоски:
— Забыла, откуда тебя в люди взяли? С помойки! Забыла все, да?
— Все равно я ее убью.
— Настя! — снизу слабый голосок подала Света. — Ты почти шестьдесят картин написала уже! Мы с тобой столько книг прочли! Как ты можешь?
Настя поняла, что они перед нею пасуют, решила, что хоть чего-нибудь да вырвет у жизни сейчас: если Ладу не убьет, так Света и Миша спросят: “Чего тебе не хватает, девочка?”, а она скажет: “Джинсов!” Но вместо этого Миша спросил: “Настя, можно тебя на секунду?” — и увел в комнату. Мама Лады подумала, что там сейчас он даст Насте такую затрещину своей могучей ручищей! Она даже зажмурилась, ожидая травматического крика Насти, она же не знала, что Миша стиснутыми губами спросил у Насти, как зовут маму Лады по имени-отчеству. Когда невредимая Настя снова вышла в коридор, на царственном лице мамы Лады показалось замешательство, словно она получила неприятное известие о графе Орлове.