“20 мая 1996.
Вчера луна родилась из середины пейзажа. Я пришла домой и расписала тарелку с луной. Ее поместила в середину, а все домики — по краю. Мама сказала: “Это новый стиль, дымчато-лунно-жемчужный с намеками на черты лица, мудрого”. Мама много знает слов, но здесь их не хватает. И ей приходится все слова, какие она знает, грудами сгребать и покрывать ими место новых знаний!!! Вообще-то этому стилю миллион лет”.
Таисия ни в дневнике не писала о Кулике, ни Алеше Загроженко о нем не говорила, потому что у Алеши сестра вскрикивает, а то и воет от своих многочисленных болезней по ночам... Теперь, когда Таисия почувствовала, каково Алеше от мучений Лизки, она взяла ручку и зачеркнула три знака восклицания (после слова “знаний”).
— Где у нас Библия? — спросила она у родителей.
— Завтра найдем, спи давай! — Мама все еще не могла снять головную боль и горстями глотала таблетки.
— Маша, может, ты знаешь, где у нас Библия? — не отставала Таисия.
— Сказали: завтра! — закричал папа.— Тебе говорят, а ты как не слышишь...
Конечно, не слышит, думала мама: изнутри своей пустыни он кричит в ее пустыню — не доходит... Или от таблеток в голове такие просторы?
Мама хотела расписать тарелку и забыть Кулика, она взяла портрет Набокова, но угловатые концы портрета не помещались в голове, и она не знала, как их втиснуть в тарелку. Раньше получалось как-то, а сегодня — нет...
Александра пришла из библиотеки (она готовила экзамен по психологии) и схватила том Стругацких — ей хотелось отдохнуть от копаний в человеческом мозге: тут центр речи, а там другой центр... Зря пошла на дошфак, думала она, надо было на филологический, эх! То ли дело Стругацкие. А Таисия в это время писала:
“Вот дождалась: взрослые уснули. Могу написать свои мысли. И когда только взрослые успевают о жизни-то думать? Ведь если о ней не думать, то она как бы останется неизвестно где, а если думать, то жизнь останется внутри тебя. Клянусь, жизнь, я буду думать о тебе! Чтобы ты не проходила...”
— Все, ложусь, включай лампу! — Таисия выключила общий свет.
Они с Александрой спали в одной комнате. А раньше здесь еще спали старшая сестра и брат, но они уже ушли в самостоятельные приключения под общим названием “жизнь”...
Александра читала Стругацких. Сильно пишут! Даже кажется, что в комнате появились фантомы и кто-то уже стоит на стуле. Фантастика просто!.. Александра подняла глаза: это Таисия стоит на стуле... Стругацкие не сильней жизни.
— Таисия! Ты зачем встала?
— Как зачем?! Как зачем?! — возмутилась в ответ Таисия.
— Слушай, ты, Тургенев — сын Ахматовой, ты чего?
— Как чего?! Как чего?! — возмущалась Таисия.
— Центры торможения того?.. Ложись немедленно!
Таисия послушно легла.
Александра углубилась в “Жука в муравейнике”, и в это время со стороны телевизора раздались стуки. Один, второй, третий... Александра боялась поднять глаза: на телевизоре не могло быть Таисии! Мурка с Зевсом мирно спят на стульях. Все-таки Стругацкие сильно повлияли на действительность... Когда их читаешь, странное вокруг творится! Александра услышала еще один стук и все-таки подняла глаза. Это попадали пластилиновые поделки, стоявшие на телевизоре. Стало холодно, они отлипли. Мороз, как всегда, на цветущую черемуху, подумала Александра.
Маша и Таисия были наркоманами родительского внимания. Они привыкли всю жизнь получать все более концентрированные дозы этого вещества.
Когда папа пристроился помечтать с бутылкой “Балтики”, воображая себя добропорядочным бюргером, который с каждым глотком пива вырабатывает гегельянствующие мысли, Маша выпускала стенгазету о русском языке. Она тоже мечтала, но — о выигрыше в триста тысяч рублей, обещанных директором победителю.
— Папа, ну у нас же конкурс, вынырни из своего пива.— Она ножницами кромсала взад-вперед ватман (получались удивительные пенистые волны).— Мне нужно название оригинальное — о русском языке.
— Виликий и магучий,— с ходу сказал папа.— Как вы не понимаете, что если я отвлекаюсь, то так трудно снова заныривать мыслями в возрождающее пиво?
Маша пустилась в гонку рассуждений: “Виликий” — хорошо, “и” зачеркнем, наверху напишем “е”, в “магучем” зачеркнем “а”...