— Новое пошло! Такое! Предчувствие полета, слушаете?
А Гриша только что летал, он захотел послушать.
Василий насупился и начал выпевать:
Как зоб вулкана с темной магмой,
Ходящей, словно толща плоти,
В отлогах скрученных ристалищ...
Гриша прервал его:
— Много слов знаешь! Каких еще ристалищ?!
А Игоренок приставал в который раз к Грише: кто да кто у них с Маринкой родится? И в третий раз Гриша ему сказал, что все, завязал с предсказаниями.
— А как мы жить будем? — оскорбился Вовка Бендега. — Не привыкли мы жить в заблуждении...
— Заблуждение — оно, может, нужнее, — отрезал Гриша.
— Разлюбила меня баба! — вдруг горестно сообщил поэт Василий.
“Так вот почему он пришел”, — подумал Гриша.
— Какая?
— Кладовщица Тося...
И начал новые стихи читать:
Мужичок ты больно слабый, как сырое просо...
— Это... хватит! — сказал Гриша. — Бред какой-то собираешь...
Василий вскочил:
— Да у меня книжка выходит! В Ростовском областном книжном издательстве, вот!
“А, вот почему он пришел, — догадался Гриша, забывший под воздействием вина, как читать мысли другого человека. — Но... плохо дело, последние дни человеком живет, там зазнается, пропадет...” И Гриша погладил Василия, который последние дни является человеком.
Вовка Бендега затянул:
Конь боевой, с походным вьюком, стоит у крыльца,
Копытом бьет,
А из ворот военной школы...
— А из ворот военной школы, — подхватили все, — и песня, простая и мужественная, пошла гулять по душам поющих, отсекая их от неприятных мыслей.
А из ворот военной школы-ы
Под смелым взглядом военрука-а...
Песня лилась без запинки, и когда у одного из поющих кончался воздух и он отдыхал, вступал второй, третий, и так они по очереди отдыхали, а песня длилась. Гриша вспомнил, как в кузнице качали воздух два меха и поток воздуха не прерывался.
— Умирать не хочется, — сказал Гриша, и слезы его капнули в стакан с вином.
— А кто тебя просит? — удивился Василий.
— Сына бы оставить после себя...
Вовка Бендега готов был спьяну поделиться своей знакомой Галей.
— Хочешь познакомлю? Она говорит всем: “Вам приятно — мне нетрудно”. И беременеет — раз — и ждет ребенка, куда тут деваться?..
Запретно-постыдно-прекрасный образ плодовитой женщины на миг вдохновил Гришу, но пошел он на следующий день все-таки к пятьдесят четвертому дому, к знакомой баптистке. В школьные годы он ходил к ее дому на Стандартном — охранял его. Целыми ночами, бывало, бродит. Так ему хотелось... охранять.
— А, беззаконник пришел! Закона Божьего не исполняешь! Зачем пришел?
— Подожди ты... голова раскалывается. — Он сел на полку для обуви.
— Господь нас испытывает... Духа не будешь иметь — здоровья не будет у тебя. Или нет, пусть тебя ученые твои лечат, сильно ты их любишь, Гришенька...
Он подумал, весь поселок тогда на ней лежал, а я не смел и мечтать, тем более теперь она не согласится родить мне... Тут вдруг появилась гостья-баптистка, обе они сели на стулья напротив Гриши и запели:
И шла путем я прямо к аду,
Господь поставил мне преграду.
Вовка повел его знакомиться на следующий вечер. Гриша волновался, но выпить отказался наотрез.
— Опустишься ты, когда женишься, — печально заметил Вовка.
— Я не опущусь, я корни пущу, — сказал Гриша. — Спешу я.
Но Вовка Бендега оказался жертвой арифметики, которою пренебрег. Он не подумал, что десять лет назад был в том доме, да и тогда женщина была на десять лет его старше. Таким образом, они пришли к пенсионерке. Гриша точно знал, что ей пятьдесят шесть лет. Но уже накрывали на стол — куда деться...
— Люська, — позвала женщина свою молодую квартирантку, — салат быстро нарежь, как я учила! Помельче!
Люська с интересом смотрела на Бендегу, но Гриша знал, что вино давно вымыло из него, Вовки, всю мужскую силу. Вдруг у Гриши поднялось настроение: понял, что сюда идет кто-то... Подруга Люськи Лариса. Вот она вошла и сразу встала на диск “Здоровье”, начала крутиться. Будто танцевала на привязи, и хотелось Грише ее отвязать. Хотелось обнять. И не говорить лишнего, а чтобы как в Библии... но позвали за стол, и танец прекратился. Вовка мирно беседовал со своей пенсионеркой:
— Хрущев тогда был, кукурузу претворял!
— А помнишь, как у меня корова отелилась?
Гриша загорюнился: корова отелилась, овечка ягнилась, кобыла — тоже...
Лариса протянула ему рюмку — чокнуться. Губы под помадой были немолоды. Гриша сделал вид, что пригубил вино, а сам все думал, где взять деньги.
Потом Люся пошла провожать Бендегу, а Ларису нес Гриша. Он мог донести ее до своего дома, но дома не было денег.