Дойдя до конца письма, Георгий подумал: эх, Гельвеций, Гельвеций, сразу видно, что Эвелина не переживала безответной любви! А он уже пережил — в старших классах… и даже вспоминать не хотел.
Да кто же эта таинственная Н.Н.? В общем-то он замечал, что девушки порой на него смотрели, и дело даже не в том, что Гоша высокий и интеллигентный, а в том, что на него падает отсвет его гениального брата Станислава, который только недавно закончил университет и сейчас учится в аспирантуре. Стас — всеобщий любимец, но не скрывает, что писать сатирические стишки для самодеятельности ему помогает младший брат…
Но все-таки Гоша старался не особенно много думать об однокурсницах. В груди у меня бьется каменное сердце, внушал он себе, не хочу я вновь терять голову — она мне сейчас нужна для учебы — скоро сессия…
Он пошел курить на площадку. Там он обнаружил, что взял два коробка спичек. И понял, что уже теряет голову! По этим двум коробкам… Взял один, задумался о письме Эвы, забыл, что взял, — снова коробок прихватил. Бессмысленная золотая радость поселилась внутри.
Ему уже стало казаться, что была и раньше между ним и Эвой некая силовая магнетическая ось, просто никто из них двоих не хотел нанизать на эту ось поступки, а теперь Эва решилась сделать первый шаг.
Известно, что влюбленность — лучшее лекарство от лени. Он, покурив, схватил молоток и стал достраивать книжную полку, которую давно начал, но потом бросил. Брат посмотрел на него с укором: не мешай! Он спешно писал последнюю главу диссертации по Толстому. Стас так любил Льва Николаича, что носил на груди его овальный портрет (как сам Толстой носил на груди портрет любимого Руссо).
Гоша подумал: не попросить ли у брата портрет — на вечер… Надену, Эва будет поражена. Но ведь это же смешно! Надо быть самим собой.
Брат так много говорил о Толстом, что Гоша мог представить, как Лев Николаевич входит в комнату, начинает раскладывать пасьянс: женить Нехлюдова на Катюше или нет…
Сцепив пальцы рук и положив их так на голову, Стас смотрел в окно странным прищуренным взглядом. Не зря же Эва написала про “коронный взгляд за окно” — видимо, у нас это семейное.
Гоша стал думать, хорошо ли с его стороны показать письмо другу Толе, но вспомнил, что между ними произошла на днях нелепая ссора.
Завтра воскресенье — пойду к ней в гости в общежитие! И кто же, в конце концов, эта Н.Н.? В платье с хищным рисунком! Гоша перебрал всех в своей группе, но такого платья не мог припомнить. Впрочем, он и не был очень-то внимателен…
Эва, Эвелина из группы “б”! А он и не знал, что она такая: “Я, как подсолнух, голову всегда в твою сторону…”. Только южанка может такие образы… солнечные образы находить.
Полночи он думал о пряди над правым ухом, о которой она писала. Может, сзади для нее это была правая прядь, а я для меня — левая? На всякий случай в воскресенье за ушами долго причесывал волосы: то за одним, то за другим… Даже опрокинул сухой букет, что стоял на полочке у зеркала.
Потом он долго перед зеркалом в ванной (чтоб мама не увидела) репетировал маску простого любопытства. А ведь еще позавчера, когда по радио передавали Шуберта (“Ночь и сны”), душа разрывалась от волнения, неясных, но счастливых предчувствий… И они сбылись — получил такое письмо! Так зачем же репетировать маску простого любопытства? Это пошлость какая-то! Да, пошлость, но ведь ситуацию я не могу спрогнозировать, поэтому попробую срежиссировать.
Однако доро’гой он долго искал хорошую коробку конфет и забыл начисто про эту защитную маску…
Постучал в комнату 124, но в ответ — никто не вышел. Гоша нажал на дверь — она была заперта на ключ. Он спустился на вахту — ключа не было, значит, в комнате что — просто спят?
Гоша покурил на улице, затем снова поднялся и еще раз сильно постучал. Послышался поворот ключа, и выглянула Эва — в странном синем рабочем халате, заляпанном чем-то коричневым. Он привык, что у нее египетские глаза (тогда все девушки так красились), а тут увидел впервые ее без косметики. У Эвы оказался умный собачий взгляд и легкая украинская усмешка.
— Все наши в кино, — сказала Эва. — А я фотографии печатала. Это ты стучал пять минут назад?
Он догадался, что она учится на ФОПе — факультете общественных профессий (по фотоделу).
— Можно войти, Эва? — спросил Гоша, чувствуя, что голос сел и сдавленно сипит — весьма некрасиво.
— Пожалуйста, — без особой радости ответила она.
Гоша вошел и увидел, что на столе и на подоконнике разложены мокрые фотографии заснеженных деревьев. Он сам удивлялся своей застенчивости: не знал, куда деть коробку конфет. Не решился ее вручить, так как не мог придумать для этого слов, а стол был занят, а на кровать положить, так не знал, которая кровать — ее. В конце концов зажал конфеты под мышкой, и они там благополучно растаяли (это выяснилось, когда он все же достал их).