— Все мастурбанты сбежались на такую музыку, — злобно шепнул он Лучику, поднимаясь с места и бредя сквозь ноги, как сквозь водоросли.
На улице вдруг светло оказалось, стрижи летали, не показывая никакой депрессии, они прочесывали весь воздух так быстро, что мухи не успевали в свою очередь насладиться полетом в оранжевое стекло заката.
— Переходим к сыроедению, — бодрилась Лучик. — Это все у тебя от мяса, токсины, токсины! Они бомбардируют психику! Надо чистить печень.
— Что бы я делал без тебя, — говорил в ответ Вася. — Без твоего чириканья.
Тут же зачирикал сотовик:
— Правительство Кириенко только что Боря отправил в отставку! — сообщил Николай, сосед. — “Фианит” с ГКО теперь в заднице, ты давай думай... Пацаны ждать не будут, ты ведь зеленью взял...
Вася не колебался, его понесло:
— Да, дорогая, конечно, дорогая! Восходик мой, фотончик!
Ну а Николай догадался, что так надо, и тут же отключился.
— Кто тебе позвонил сейчас? — Лучик через силу улыбнулась побледневшим от ревности лицом. — Ты так шутишь?
Вася понял, что в правильную сторону работает, и подбавил:
— Вас у меня мало, что ли! А ты вот не зря меня в театр привела. Я понял: пора от тебя отчалить...
“Вот бы силы у меня до конца не кончились”, — и он прикусил обе губы, концентрируясь. Ни в коем случае нельзя ей говорить, что братва, что долг не простит, а то она — дура самоотверженная... и мы оба красиво гибнем под аплодисменты криминала. Один-то он в любом случае выскочит... КГБня ловила-ловила, не поймала, а здесь он эту сказку о колобке по-другому повернет! Только вот от Лучика надо на время избавиться... И тут у него так запекло — все получилось правдоподобно. Вася завизжал:
— Вся депрессия из-за тебя, стерва! Слишком долго я задержался на тебе!
А в это время они идут по лету, по пермскому, и скворцы выводят какие-то музыкальные узоры, искусно воспроизводя соловьев. Впрочем, в конце трели они, как постмодернисты, пускают то гудок, то мяуканье.
— Ты прописана у матери — там и живи!
“Это его болезнь, — думала в отчаянии Лучик. — Пускай он остынет... а завтра все увидит в нормальном виде”.
— Вещи твои я сам тебе перевезу! — И Вася почувствовал такую силу Кинг-Конга: броситься на эту банковскую поросль, обнажив белейшие клыки! И крушить их.
А ведь еще три часа тому назад он не думал ни о каких пирамидах ГКО, то есть думал, но так: “Это их дела, банковские, а мне бы лишь проценты получить”, а в основном он присматривался, под какую машину ловчее кинуться, чтобы наверняка, без мучений оборвать вязкие нити ощущений. А теперь — бодрость, внезапные ключи чистейших энергий, только Лучик никак не спасается, не уходит. Ну, хочешь атомную бомбу? Получай!
— Слушай! Ведь я уже от одного решения расстаться с тобой стал здоровее! — И он изобразил спокойную улыбку.
Лучик тут повернулась и к трамваю побежала. Когда он увидел, как она мелькнула за стеклом вагона, вся стиснутая, подумал: эх, мало ей наговорил — как бы завтра не вернулась.
На его глазах воробей проявлял чудеса разума: он вертелся на замусоленном тротуаре, будто что-то выклевывая, а на самом деле посматривал одним глазом на торговку, выворачивая голову. Когда женщина повернулась к соседке с морковью и начала перечислять свои больные части тела, воробей прыгнул прямо в середину стаканчика с семечками и на лету загреб в клюв сразу несколько штук. Вот достойный пример! Восхищенный Вася побежал дальше.
Они пришли через неделю, когда Вася совсем успокоился насчет Лучика (она очень прочно обиделась и не собиралась возвращаться). В администрации тоже — говорили, что как-нибудь помогут его деньги достать из-под обломков банка. Николай советовал, правда, сразу ВСЕ ЗАБЫТЬ и нырнуть поглубже, вынырнув где-нибудь в Белоруссии. Вася купил хороший баллончик аэрозоля — масляная взвесь кайенского перца. Потому что на наркоманов и алкашей другие слезогонные смеси не действуют.
Он бы ни за что не зашел в квартиру. Но они сидели на кухне, выходящей окнами на другую сторону. А с этой стороны все было темно, и Вася стал подниматься. Он, правда, думал, что сейчас ежика отдаст Николаю, и уже пора сматываться. В самом деле, нырну!
Он за эту неделю встретил тысячу людей, но ни один не радовался, как русский в анекдоте (пускай у меня корова сдохнет, а у соседа все стадо)... каждый горевал о том, что потерял свой денежный кусок в кризисе, не успокаиваясь тем, что у соседа исчез мешок. Наверное, в характере русском что-то меняется.