А мне не до шуток. Зачем я, как дура, всем гадала-то! Господи, какой грех…
— Но я все выдумывала — карты были для виду, а на самом деле это проба пера, что ли… сочиняла я, с потолка.
Что же это выходит? Одному брату — Гоше — я устроила счастливую судьбу, а другому — три брака! Дура была, прости Господи!
Уж не стала говорить, что читала мемуары Голованова, во втором томе у него уже вторая жена, а в третьем — третья, — и как мне это было тяжело…
Хлопок! Это просто бутылка из-под минералки распрямилась с таким звуком. Наливали из нее и сплюснули, но воздух пробрался все-таки внутрь.
А сердце мое улетело за шкаф или дальше — в общем, словно из меня вылетело, и внутри пусто стало. Хлопок случился сейчас, а сердце… давно — когда муж от меня уходил к другой. Вот каково предыдущей жене Стаса — лишиться такого умницы? Я никогда ее не видела, но жалко всех женщин всегда…
Стыд-то какой! Нагадала — зачем?!
Я мысленно металась в поисках нейтрального тоста. Наконец предложила:
— Можно за галстук Стаса выпить — там столько символов изображено! И восьмерка — символ бесконечности жизни, и квадрат — символ свободы, ведь стороны направлены во все стороны света…
Когда выпили и я твердо себе пообещала, что пойду к исповеди и покаюсь в грехе гадания, дыхание мое стало ровнее, душа смятенная постепенно начала распрямляться…
Хромая судьба
Когда проходили “Обломова”, она говорила в классе: если бы Штольцами были все, то атомную бомбу взорвали еще в XIX веке… Может, Обломов и Штольц вместе составляют одну гармоническую личность.
До сорока лет, подходя к дому, она стирала помаду с губ — мать была очень строгая.
В начале войны пятилетняя Раечка и ее родители бежали от фашистов и попали под обстрел. Отца — наповал, а Рае оторвало левую ногу. В Перми, когда она лежала в больнице, нянечка звала ее “выковыренная” — не могла выговорить слово “эвакуированная”.
И с тех пор Рая часто вспоминала это — “выковыренная”. Из общей жизни она оказалась выковырена — на протезе не поскачешь, как другие дети.
Закончив пед, Рая сменила отчество Кутузовна на Константиновна. Ее на практике в школе дети прозвали Суворовной. А Константиновна — это трудно исказить. Хотя школьники умеют высмеивать — о, слишком! — Анну Карловну, которая говорила ученикам: “Не сыпьте перхоть на тетради”, семиклассники прозвали Каловна...
Ученики-старшеклассники иногда влюблялись в Раечку несмотря на ее хромоту, но она, конечно, все это переводила в дружбу, потом годами переписывалась с выпускниками, уехавшими по распределению. На ее длинные письма с эпиграфами они отвечали, что все еще в ушах их звучит ее зовущий голос (зовущий к духовным высям).
Роберт Чеканный, который однажды на уроке заявил, что Ольга ничем не глупее Татьяны (в “Евгении Онегине”), явно был сильно в Раю влюблен, но хотел убедить себя, что ему нужнее Ольга — вечная женственность такая. Роберта в классе звали Робка. И был он робкий…
Рая дружила с двумя старыми девами: одноклассницей Лией и однокурсницей Асей.
Лия (музыковед) поступила в заочную аспирантуру в Москву. Руководительница ее тоже оказалась старой девой.
Лия ездила в столицу часто, и однажды в поезде Москва—Пермь в нее влюбился молодой скрипач Исаак. Сыграли свадьбу.
А руководительница — профессор Белла Львовна Цуцульковская — как раз позвонила, что на пароходе приплывет в Пермь — в летний отпуск. И с неделю погостит у своей аспирантки — они поработают над диссертацией. Лия испугалась, что руководительница не поймет ее замужества: надо всю себя науке отдавать! Что же делать? И она попросила мужа пожить у Раечки. Мама Раи согласилась.
Но поскольку Исааку нужен был то костюм, то еще что-то, он каждый день хоть на минутку да заскакивал к жене. Наконец Белла Львовна сказала:
— Лия, вот этот молодой человек, что заходит к тебе — наверное, ты ему нравишься, раз заходит! Ты бы присмотрелась внимательно — по-моему, он подходит тебе. Выходи за него!
В Раю влюбился вдовец — отец одной ученицы, добивался, говорил, что она — женщина, созданная для любви. Вот тогда-то подруга Ася позвонила Лие:
— Слушай, ты Раечку любишь, счастья ей желаешь?
— Конечно, а что я должна для нее сделать? (Думала: опять ее диссертацию в Москве пристраивать — это однажды уже не получилось.)
— Ключ оставь завтра под ковриком! Вы ведь уезжаете на дачу к родителям? У меня папа всегда дома, я не могу помочь, понимаешь!
— Понимаю. Обязательно оставлю.
Но так получилось, что Рая провернула ключ на два оборота, и он сломался. Они ушли, сконфуженные… А потом сразу инсульт у мамы. Четыре года это длилось, Рая все силы отдавала, чтобы поставить ее на ноги, но ничего не вышло. И диссертацию тоже не стала защищать.