Ну, хватит об этом, надо работать.
Начинаю искать фамилию для героя — у меня они записаны в отдельной тетради.
Жлобич — нет, тут слышится “жлоб”, а я своих героев люблю!
Лекторов — не поверит читатель, что есть такая фамилия, хотя она существует.
Российкин — уменьшительный суффикс тут меня смущает.
Немов — герой как раз златоуст, не подходит.
Кусаев — не надо!
Надсадов — что-то не то…
Прямов — слишком прямо.
Непонятливый — мой герой как раз понятливый!
Огрызко, Пиявко — это уничижительно как-то.
Тролль — слишком экзотично.
Философенко — трудно будет читателю полюбить героя с такой фамилией! Недавно моя приятельница-писательница возмутилась, что я описала ее под именем Мура, которое так легко исказить, если ударение поставить на последний слог. Я говорю: “Ну, ты тоже меня опиши где-нибудь, и будем квиты”. — “Нин, это будет уже как в анекдоте, когда съели нашего посла в Африке, МИД — ноту протеста, а те отвечают: так съешьте нашего посла!”.
Шлюхин — еще труднее полюбить героя с такой фамилией.
Погоняйло — но герой никого не погоняет.
Накопюк — и не копит.
Рыжкин — будут представлять его рыжим, а он брюнет.
Хлюпин — не хлюпик!
Пустомельский — для сатиры, а я не сатирик.
Наливкин — прототип любит делать наливки, но именно поэтому эту фамилию исключаю.
Плуталов — подумать надо…
Мордочкин — Аля Эфрон, дочь Цветаевой, писала в одном письме кому-то: “Крепко тебя, мордочка, обнимаю”. Но не все могут уловить тут ласковый оттенок.
Вихорков — детская словно фамилия…
Диалектов — заумно.
Рынков — не то.
Сметанников — слащаво.
Горчинский — наоборот, слишком много горького…
Уралов — скажут: дешевый символизм.
Червиченко — станут искать червоточину.
Захваткин — ничего он не захватил.
Болтаев — не болтун.
Прыщиков — будут представлять его в прыщах, а мне это зачем!
Сало — мало любви к герою…
Теплицкий — вот! Ура! Нашла. Теперь нужно еще имя найти. Это даже важнее. Без фамилии в конце концов можно и обойтись…
И тут звонок телефона. Это Арнольд! Три месяца не звонил и вдруг говорит: сейчас к вам приду. Мужа нет дома. А если прототип скандал затеет? Что же делать? У меня голова зачесалась — псориаз, наверно, начнется на нервной почве. Почесала я в голове и, чтобы оправдать этот жест перед дочерьми, спрашиваю их (закрыв трубку рукой): “Как спастись от Арнольда?”.
— Мама, ты ведь в Москву собираешься!
Точно — как это я сама не догадалась! Я же завтра еду!
— Ой, — кричу в трубку, — я в цейтноте! Завтра еду в Москву — срочно дописываю рассказ…
— Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое — ты очень больна и не можешь принять гостей, второе — ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.
Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.
Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках — написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: “Завтра не падай, когда что-то узнаешь!”. Как бы не упасть…
Встаю перед иконами и начинаю молиться: “Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!” (это я двигаю стекло в шкафу, где икона — дело в том, что на стекле приклеена репродукция “Женщины с вороном”, она-то и наехала на плечо Спасителя).
Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.
Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то… кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом — нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.
Агния видит, что я вся красная — хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так — попугал…
Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать…