В. У Девушки же с мослом во всем облике чувствовалось, что она в укромном уголке иногда себя жует тайком. Других же использует в качестве специй! А здесь, взбодрившись от чрезмерной остроты и терпкости Ночева, она взяла тон львиного рыка:
- У вас ни одной новой мысли! Фаллоцентризм!
Н. Между тем Переделкино, умащиваясь солнечными кварталами посреди мохнатого леса, довольно шумело. Ему, видевшему самоубийства, аресты и предательства, все протекающее в нем сейчас казалось очень нормальным. Милые, продолжайте, журчите речами!
Все разом почуяли веяние гения места, что выразились в виде необыкновенного аппетита. Пообедав, разбрелись по номерам – набраться сил перед психодрамой.
В. Там десятым планом в каждой комнате был даже и альков, так что в мучительно-сладкую послеобеденную дрему проникали призраки каких-то мушкетеров и королев.
Н. После чего - помятые торопливым сном, но довольные - сползлись мы вокруг стола на психодраму. Тут Петровская и образовалась, стряхивая остатки стремительных пролетов. Вся свежая, вся в бежевом! Ну, в бежево-голубом слегка. Свои шестьдесят четыре она подавала как сорок четыре, и так оно и было.
- Ничего себе бабушка в голубом, - завистливо сказала я.
- Мы тоже не стареем, а только все четче проявляемся, - стал оправдываться ты.
В. Из бежевой-голубой красоты неожиданно раздался голос какой-то едкой кислоты:
- Пациенты! Все сядем поближе! Я не должна напрасно связки напрягать. – Руки у нее жесткие – даже на взгляд.
Н. Этот ее голос и жесты сразу воссоздали во мне образ Ядвиги - из университета – человека с трудной судьбой, которая хотела, чтобы все вокруг разделили с нею все трудности.
В. Помню, излагала она тяжелую судьбу «г» фрикативного в южнорусских говорах, написала на доске греческую «гамму», а потом как запустит тряпкой прямо в рот студенту со второго ряда: «Что вы зеваете! Смотрите сюда!»
Н. Так вот оно, наше трудное счастье – эта встреча!
В. В общем, у нас была драма еще до психодрамы. Как только мы увидели Петровскую, похожую на Ядвигу…
Н. Все послушно пересели и стали обдумывать вопрос Петровской: «С кем человек может разговаривать, когда он один?» Посыпалось:
- С телевизором.
- С супом.
- С умершими близкими.
- С иными мирами.
Последнее сказала Лена из Вологды. И тут же увесисто огребла от Петровской:
- Вам нужно к психиатру, а у нас здесь – психодрама.
Лена не смутилась:
- А фантасты пишут про иные миры.
В. Бежать, бежать, трусливо думали мы. Но есть же терпеливые, мужественные люди. Попали в капкан – достойно себя ведут, не обгрызают лапу. Вот Лена начала лепить иную психическую сущность:
- Ты поужинал?.. Ну, пиджак снимай. Я с краешку лягу. В общем, так: сверху я худенькая, а внизу я в теле. Что, ты этого не любишь? Пусть будет наоборот. Что значит – неумелая? Да, все когда-то в первый раз. Почему-почему – деньги нужны, вот и почему. Слушай, я кладу трубку, и ты больше по этому номеру никогда не звони, понял? Что мне эти вонючие деньги? (Пауза) Ну вот что: минут через пятнадцать перезвони. Может, я успокоюсь и приду в себя.
- Это уже лучше, - прохладно сказала Петровская. – Но вы ничем не подчеркнули, что телефонный секс потребляют только мужики. Насколько женщины выше мужчин!
Н. Время изменило свой ход. Раньше время – это был неслышный ветерок, который подталкивает тебя в спину. А тут вдруг ледяной поток, который сносит все живое!
В. Напротив нас сидела Арина Пацевич, она показывала соседке рисунки своего сына, а нас звала своим взглядом и мыком своим: «Давай улетим, то есть удерем отсюда к чертовой матери!»
Н. Мы согнулись, скорчились, показывая собравшимся всем видом: душою мы с вами, но сейчас нам срочно нужно по делам… А если есть такой волшебный подарок, как вода в трубе, то и помыться перед отвальной.
В. Арина удивленно проводила нас завистливым взглядом: «Я не могу уйти, я отвечаю здесь за все, а вы что - не знали, что все гении такие, как Петровская?»
Н. Где мы? И где та волшебница, что тешила нас весь конец прошлого тысячелетия своими рассказами? Может, эта в бежевом держит ту волшебницу в коморке и кормит сухарями: сухарь – рассказ, сухарь – рассказ.
В. И собаки переделкинские набежали, участвуя в нашей жалости к затворнице, стали подвывать, провожая от одного корпуса к другому. А мы замкнулись в телефонную будку и стали кричать в потную трубку московским друзьям:
- Таня! Сережа! Ужас! Приезжайте! Пропадаем! Отвальная начнется в шесть. Машина на ходу? Значит, успеете!