Н. Мимо нас, освеживших в очередной раз свою кожу минералкой, возвращался с пробежки Ночев. Мощно дыша. Мы поделились с ним недоумением о психодраме.
На отвальной все спешили сказать хорошие слова.
В. И только Девушка с мослом свое: «Букур, зачем ты говорил про орешник, когда мы шли к Пастернаку! Всегда ты все не к месту… орешник – орешник…». Но это она уже просто так – надо же израсходовать боеприпасы до конца.
Н. А что ты говорил про орешник?
В. Что раньше видели орешник и думали: орешник. А сейчас видим орешник и думаем: Тарковский.
Н. На отвальной метрессы-психодрамессы не было.
В. И мы жадно и нетехнично выпивали, чтобы навсегда забыть психодраму. Но все вздрогнули, когда дверь банкетного зала открылась. Однако это вошли вызвоненные наши друзья Таня и Сережа.
Н. Арина Пацевич кинулась тебе навстречу своими голыми красивыми плечами:
- Вот ты где, наш общий муж! Букур, пойдем, и эту свою жену прихвати. Сейчас будем дегустировать новый психококтейль «Три бабушки в голубом».
Ингредиенты: вино «Медвежья кровь», водка, минералка, и все это смешивается рукой Лены из Вологды, потому что эту руку жала Петровская. И что особенно удивительно, все лица так же комкались после приема напитка, как после встречи с кумиром русской литературы.
В. Дегустация коктейля «Три бабушки в голубом» стала переломным моментом: монолит сборища стал растрескиваться по кружкам. Фотка призывала всех собрать со столов оставшееся, и мы зашуршали пакетами, мечтая допить, доесть и доболтать по номерам. Нас, вместе с Таней и Сережей, увлекла за собой Таня Ж. Мы уже полюбили ее голос и ее гитару, похожие на чай с диковатыми травами...
Н. …горчащими, целебными… И тут распахнулись банкетные двери, и в самый центр общения – изнеженный, беззащитный – ворвалась бронзовой походкой Петровская.
В. Подрагивая породистой статью, она вскричала:
- Как хорошо, что я успела!
Н. Фотина затрясла меня за руки и катастрофическим шепотом: « Нина, тост! Скорее тост!»
В. Это вроде как капитан, который наслаждается ромом, а потом как заорет:
- Рифы! Налетим!! Спасите!!!
Петровская повела вокруг цепким угрюмым взглядом психодраматурга: вовремя ли я пришла, у всех ли растворились в вине и в водке все мои острые справедливости в ваш адрес.
Н. Но при первых словах тоста глина угрюмства треснула и стала обваливаться неправильными кусками.
В. Ты сказала про солнце что-то…
Н. Не что-то, а вот что: «Меня упрекали… такие умные люди, что многое у меня написано под Петровскую. Но она была наше солнце многие годы, и невозможно жить под солнцем юга и не загореть. Я предлагаю тост за наше солнце!»
В. Тут Девушка с мослом зашептала, одновременно пиля локтем твое ребро: «Стерва! Ну и стерва ты! Перехватила мой тост! Я про это хотела сказать!»
Н. Дальше последовало от Петровской такое аллаверды: «Сегодня я сдавала в «Библиоглобус» пять пачек своих пьес и одну пачку стихов моего друга поэта Ч. Мои-то взяли, а тоненький сборник Ч. завернули, сказали – он не стоит. Я была поражена: оказывается, продавцам нужно, чтобы книжка стояла. В буквальном смысле – на прилавке. Так выпьем же за то, чтобы у нас у всех все стояло!»
Н. Петровская поставила жесткой рукой недопитый бокал, и эта крюковатая рука преобразилась пластилиново в сторону, грудь поднялась и песня полилась. Голос у нее оказался мощный, на грани истошности, но четко отслеживающий границу и ни разу ее не перешедший.
Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит прощальная звезда.
Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.
В. Я тоже вместе со всеми вкрапил свой неотесанный бас, и, плывя в песне, вспомнил арабов. Я им в мединституте русский прививал, в том числе и с помощью этой песни. Но для пылких арабов многие русские слова были очень длинными, и они незаметно заменяли. Получалось все гораздо трагичнее:
А доктор не спешит, а доктор понимает…
Н. Дальше последовали хореические песнопения, и Девушка с мослом пустилась в пляс.
В. И мы увидели, что она – не Девушка с мослом, а просто сама Древняя Греция.
Н. И я тебя обняла.
В. Это я тебя обнял.
Н. А Сережа – Таню. А Ночев приобнял наше нынешнее солнце - Петровскую.
В. Никаких не было компаний, а только все люди.
Н. Вот тут-то ты и заорал, подумав, что ты дома, что ли: «Вы являете собой разные типы женской красоты! А я сейчас изображу разные типы мужской красоты!» Сначала ты вышел на полусогнутых с хищным перекосом рта. Потом жадно потянулся скрюченными пальцами к лифчику Лифчика.
В. А когда Арина Пацевич повела своими невинными свежими плечами, Ночев упал перед ней на донкихотские колени и то ли поцеловал край ее платья, то ли шептал: «Женщина-деревце, женщина – недра плодородные». Потом рывком вскочил и заухал как леший: