Десятилицый являлся Алексу в разных вариантах. В первый раз он был почти хомячок, у которого в защечных мешках — кажется — сокровенно светятся бриллианты. Потом, когда вышли, его вид скатился до акулы бизнеса. Через неделю у него оказалось лицо, принюхивающееся к миру.
Месяц спустя он приплыл манящей походкой чуть ли не с подмазанными глазами… и наконец, через полгода Алекс вообще не узнал его, пока тот не заговорил: подошел такой помятый неудачник, словно им что-то очень долго протирали.
А в последний раз оказался с мелированным ирокезом, и, кажется, дыша марихуаной.
Потом еще он померещился в толпе: с бородой-когтями, по три когтя на щеку.
Также у него случались разные голоса — от рыка до мурлыканья… Однажды голос был не голос, а — медная валторна! Это он говорил про охоту с гончими на лося:
— Сука моя порезала лапу… где она этот острый камешек выкопала… рылась, дура.
Алекс в первой жизни был настройщиком пианино. В этот день, перед встречей с десятилицым, он в одном доме раскрыл пианино — мышата побежали в разные стороны. Там оказалось гнездо мышиной мамаши. А со вторым пианино сначала была тупиковая ситуация. Ливень, холод, заныл зуб… И еще хозяйка говорит:
— Дочь забыла оставить деньги… Извините. Нечем заплатить.
Поразительно! Что за люди! Вот уж неудачный день — так до конца!
Но профессиональное любопытство взяло вверх, и Алекс со вздохом раскрыл инструмент.
Престарелая дама удалилась готовить чай, громко обещая прилить апельсинового ликера. А он начал выдирать паутину — из-под нее устало посмотрел на него изобретатель громоотвода Франклин! Стодолларовые купюры были кое-где потрачены молью. Но они вполне годились. Ему очень хотелось их взять: как раз нужно было расплачиваться с сиделкой жены. Но все же отдал хозяйке, а потом поменял три струны (за это отдельная плата!) и сделал огромный глоток чая с ликером.
— Просто апельсиновая роща, — просипел он. — Будто в детство попал.
Она заплатила ему долларами в пересчете на двести евро и немного сверху. На этом основании он и зашел в бар с цветком-ожогом, оправдывая себя: закажу горячее пиво с корицей, полечусь от надвигающейся простуды.
Когда-то он сказал жене:
— Деньги — лучшая роль второго плана. Не главное в жизни… но среди второстепенного — на первом месте.
Анна тогда рассказала, что в десять лет не мечтала иметь миллионные миллионы, а хотела зимой работать в трамвайном депо — стекла вагонов руками… согревать, чтобы лед растопился, и людям можно было в окна смотреть. Мать ей говорила: “Да, я знаю: ты мечтаешь простудиться, лежать в больнице и ждать, чтобы много людей пришло тебя благодарить: ведь ты протаяла им такие горизонты в окнах! А потом они все стали бы твоими друзьями. И все вы такие благородные, хорошие! И только недобрая мать, угрюмая от недосыпа, должна думать, где брать средства на лечение!”
— А у тебя, Алекс, какая у тебя была мечта?
Он не сразу ответил, воображая протаявшие трамвайные окна в их общем городе детства.
— Я мечтал стать ловцом жемчуга, — наконец спохватился он и засвистел модулированно из оперы “Искатели жемчуга”.
Но вот Анна заболела, и оказалось: нужна сиделка, а лучше две. Да еще сделать бы ремонт — от балкона дует так, что сдувает с ног. Деньги уверенно вышли на первый план, на главную роль! Он даже обратился к племяннице. В свое время, когда старший брат с женой попали в ДТП, Алекс и Анна много лет помогали им, а племянницу вообще на три года забрали к себе жить. Анна тогда открыла небольшую танцшколу, и, в общем-то, хватало.
Теперь племянница — бронзовый призер по женскому боксу, выпустила книжку “Женственность и самооборона”… Она минут пять молчала: ставя брови торчком, затем опуская их к сломанному носу, показывая, что нужно еще сделать пластическую операцию, а дело это непредсказуемое… наконец отказала.
Алекс хотел закричать ИЗ ВСЕГО СЕБЯ: “Ты плакала, узнав о смерти слона в зоопарке! Но Анну тебе не жаль! Она похудела, вся уже как циркуль!” Но промолчал. Ведь отец ее — старший брат Алекса — тоже был не из щедрых. “Миллион миллиард бережет” — любимая его поговорка…
В баре из зеркальной двери на него посмотрел человек, похожий на ребенка, которому хочется дать конфет. Неужели это я?! В конце концов на лице будет четко написано: дайте мне денег!
И вспомнил старую историю. Однажды его вызвали настраивать пианино три женщины: бабушка, мать и дочь. Когда он раскрыл инструмент — сразу стало видно, что лет тридцать не настраивали.
— Что здесь за шкатулка? — крикнул он.
Все три поколения прибежали, подняли резную крышечку: кольца, браслеты, сережки, много бриллиантов.